Прах и пепел

– Что с авторотой? – спросил он у Голикова.

– Особист разбирается.

– Пошлите машину за командиром автороты, пусть немедленно явится.

Вскоре в комнату вошел толстый майор в очках – особист. За ним ввели красноармейца с измученным лицом, обветренными губами, в шинели, пилотке, сапогах. Жуков озадаченно смотрел на него.

– Я приказал явиться командиру автороты!

Особист козырнул:

– Разрешите доложить, товарищ генерал армии. Командного состава в роте не осталось. Куда делись или куда их подевали, пока не установлено. Водители показали, что ими командовал вот этот красноармеец. Его допрос я и веду. Очень много неясностей, товарищ генерал армии.

Жуков перевел взгляд на Сашу:

– Почему не докладываетесь?

Саша поднял ладонь к пилотке, что-то проговорил. Голос хриплый, простуженный, ни слова не разберешь.

– Что-что?! – раздраженно переспросил Жуков.

– Красноармеец Панкратов доставлен, – повторил Саша.

Жуков смотрел на него. Так ему еще никто не смел отвечать.

Саша выдержал его взгляд. Расстреляют? Плевать!

– Вы командовали ротой?

– Я вел роту в Пронск.

– Откуда?

– Из района деревни Хитрованщина, западнее железной дороги Михайлов – Павелец.

– А где командир роты?

– Погиб при авиационном налете.

– Вот-вот, – вмешался особист, – все командиры убиты, все шоферы целы.

– Кто вам поручил вести роту? – сурово спросил Жуков.

Саша затравленно огляделся. Генералы, полковники, сидят тут, смотрят на него. Гладкие, с ромбами, со шпалами… Их бы сейчас туда, в снег, в овраг, машины на плечах вытаскивать… Стратеги… Довели страну… Допустили Гитлера до Москвы… Сказать бы им все, что он о них думает…

– Я спрашиваю, кто вам поручил вести роту?!

И этот! Прославленный полководец – тоже ведет допрос.

– Ну! – повысил голос Жуков.

– Родина поручила, товарищ генерал армии, – прохрипел Саша.

Все молчали. И генералы, и полковники.

Жуков не спускал с Саши пристального взгляда.

– Вы член партии?

– Беспартийный.

– Как оказались в Пронске?

– Рота должна была доставить груз в Узловую, в тылы Двести тридцать девятой дивизии. Встретился капитан с бойцами, сказал, что дивизия в окружении. Что делать? Немецкие танки движутся на Михайлов и Скотин. Единственная дорога для нас была между Михайловом и Скопином.

– Разве там есть дорога?

– Есть грейдер.

Жуков наклонился к карте:

– Здесь ничего не обозначено.

– Дорога строилась перед войной, не закончена. Успели пройти грейдером. На карте, конечно, нет.

– А вы откуда знали про грейдер?

– Работал на строительстве этой дороги.

– Можете показать?

Саша наклонился к карте. С пилотки упала капля, снег таял в тепле.

– Разрешите снять головной убор, а то карту замочу.

– Снимайте.

Саша сунул пилотку под мышку, снова наклонился к карте:

– Вот по этим населенным пунктам: Дурное, Грязное, Малинки, Хитрованщина.

Жуков подвинул карту начальнику штаба.

– Перенесите на свою карту, произведите рекогносцировку. – Повернулся к Саше. – В каком состоянии дорога?

– Мы прошли с лопатами. А если со снегоочистителем, то проехать легко.

– Сколько шли?

– Двое суток. Ночами. Днем боялись воздуха.

– Ночи теперь длинные, – задумчиво проговорил Жуков. – Потери?

– Есть раненый, обмороженные. Прошу оказать медицинскую помощь. – Саша оглянулся на особиста. – Хотя гражданин майор назвал нас преступниками, но преступники тоже имеют право на медицинскую помощь.

– Помощь будет оказана, – сказал Жуков, – а вы знаете фамилию командира Двести тридцать девятой дивизии?

– Не знаю.

– Полковник Мартиросьян!

Поднялся командир Двести тридцать девятой дивизии, молодой красивый армянин.

– Полковник Мартиросьян, ваша авторота?

– Разрешите доложить, товарищ генерал армии, в наше распоряжение шла отдельная авторота подвоза. Однако дивизия уже вела бой с окружавшими ее превосходящими силами противника и 27 ноября, закопав в лесу тяжелое оружие, прорвала кольцо окружения и пришла сюда, в район Большое село. Прибыть в окруженную дивизию авторота не могла. Есть основания думать, что это именно та самая авторота.

– Откуда у вас такие основания?

– Так получается по совпадению всех обстоятельств, товарищ генерал армии. И если вы мне позволите сказать…

– Говорите!

– Если вы мне позволите сказать, товарищ генерал армии, – повторил Мартиросьян, – то движение этой роты в Пронск в коридоре между двумя атакующими танковыми колоннами противника считаю мужественным выполнением своего воинского долга.