101  

Черная земля с поднимающимися над нею ядовито-зелеными клубами пара, черная вода за бортом захваченных кораблей, черное одеяние одиноко бредущего по дороге человека, до которого, сколько Шак ни старался, так и не смог докричаться, которого не смог догнать. Мертвые люди, сотни и тысячи рассеченных мертвых тел, лежащих возле крепостной стены, объятой пожарищем…

Вновь пришедшее внезапно видение на этот раз не расстроило бродягу, а, наоборот, несказанно обрадовало. Во-первых, потому что удачно выбрало время и не оторвало его от важных дел, а во-вторых, он наконец-то сумел собрать воедино все не связанные друг с другом картинки и понять, что же они означали. Это было как загадка-мозаика. Из отдельных фрагментов нужно собрать рисунок, но вот только мозг скитальца вздумал с ним пошутить: выдал сразу всего пару кусочков, еще несколько предоставил лишь по ходу кропотливой сборки, а основную часть фрагментов заставил добыть самому. Действительно, когда Шак объединил всю ту галиматью, что ему привиделась, с теми событиями, что с ним произошли за последние десять-двенадцать дней, то общая картина стала ясной, как прекрасный солнечный день. У Шака уже не возникало вопроса, а что же творится в округе, он это точно знал, но вот над тем, как исправить плачевное положение дел, стоило основательно поразмыслить.

Сейчас же Шак был твердо уверен лишь в одном: бродяжке-голодранцу с этой задачей не справиться даже при помощи вполне преданного и разумного лекаря. Обстоятельства изменились, а значит, следовало изменить и себя, выйти из роли, в которую вжился и которую, к величайшему прискорбию любителя жить жизнями других, не удалось доиграть до конца. Примерно так же чувствует себя музыкант, которому не дали довести до последнего такта струившуюся из самого сердца мелодию.

Трудное решение было принято. Сильные пальцы с хрустом переломили пополам уже бесполезную кисточку, которой он несколько мгновений назад хотел подвести брови. Стоявшая на сиденьи крынка с мутным раствором для изменения цвета кожи, склянки с эльфийскими мазями и прочий антураж лицедея были уже не нужны, как мышеловка без сыра. Одним легким движением руки Шак отправил все дорогие препараты на пол и беспощадно растоптал их сапогами. Затем все еще бродяга разделся догола и неподвижно замер, крепко зажмурив глаза. Он ожидал того момента, который вот-вот должен был наступить. Сложные, непостижимые разумом обычного человека процессы уже начали выстраиваться в единую цепочку превращения. Шарлатану оставалось лишь немного подождать, пока он перестанет быть шарлатаном и станет совсем другим, таким, каким он себя не видел уже более полувека, с тех пор, как тайно покинул столицу далекой Филании…

Все еще разглядывавший свое отражение в мутной воде болотца, Семиун удивленно присвистнул и выругался, когда дверца открылась, и из кареты появился изменивший свою внешность компаньон. До этого юноша искренне считал, что его новое лицо – неподражаемое творение, самое искусное из всех перевоплощений, вершина мастерства маскировки. Однако каким-то чудом, и только чудом Шаку удалось доказать ошибочность этого предположения. Работая над собой, мастер превзошел сам себя, добился того, что ему не удавалось сделать с другими. Он как будто немного уменьшился в росте, стал уже в плечах, и самое главное, всего за четверть часа сбросил эдак десять– пятнадцать годков.

Широкая, скуластая образина, обрамленная грязной порослью сбившейся клоками бороды, вдруг превратилась в гладко выбритое лицо тридцатилетнего мужчины. На этом лице больше не было ни одного уродливого шрама, ни единой неровности или морщинки. Губы стали заметно тоньше, глаза увеличились, стали миндалевидными, большими и, казалось, даже подобрели. Неровные линии ранее сгорбленного носа теперь могли послужить идеалом мужской красоты. На месте торчащего во все стороны ежика давно немытых волос теперь виднелись длинные, блестящие локоны, ниспадающие до самых плеч.

Кроме разительных изменений, произошедших с лицом спутника, Семиуна поразила и его новая одежда, ни разу в жизни лекарем не виданная, и уж точно очень-очень дорогая. Такие доспехи не только отличались чарующей взгляд красотой, но и наверняка были очень прочными. Их могли позволить себе лишь короли, и то не все, а самые богатые из венценосных особ. Юноше трудно было сказать, сколько точно стоило такое рыцарское облачение, да и вряд ли кто-то другой смог бы дать точный ответ: несколько замков, городов, а может, и полкоролевства, которое обычно обещают в придачу за дурнушек-принцесс.

  101  
×
×