Доспехи из чешуи дракона

Нет лучшего обезболивающего для мышц, чем новая физическая нагрузка; а боль в опухших боках отступает, когда к лицу приливает кровь и доведенный до помешательства человек перестает контролировать собственные поступки. Запал толпы иссяк, фитиль ее ненависти уже еле тлел, но разъяренная жертва с окровавленным ртом и бешено вращавшимися глазами была категорически против окончания забавы.

На этот раз Шак не стал ждать нападения, он ринулся на врагов первым, и его разбитые в кровь кулаки замесили ненавистные хари. Кровь уже так быстро бежала по артериям и венам, что бродяга не ощущал боли от побоев. Он вошел в раж, в этот момент ему было совершенно наплевать, сколько еще раз палки опустятся на его спину, а острые костяшки кулаков взобьют опухшие бока. Однако даже во время самозабвенного лупцевания врагов голова шарлатана сохраняла трезвость рассудка. Он не дрался, не разминал кулаки о чужие рожи, он целенаправленно и осознанно калечил врагов, выводя одного за другим из строя.

Вот правый кулак выбил кому-то глаз, вот локоть бродяги прошелся по чьей-то переносице и превратил лицо накинувшегося сбоку в кровавое месиво, а вот и удар в живот, пришедшийся точно в солнечное сплетение и лишивший сознания замахнувшегося палкой противника. Жестокость – не цель, она средство выживания! Тот, кто думает о последствиях в драке, обречен на переломанные ребра и беззубый рот.

Азартно размахивая кулачищами и вертясь юлой, чтобы не дать врагам прижать себя к стене или повалить на пол, Шак не думал о том, как сложились дела у его компаньона. Но, судя по тому, что, несмотря на значительные потери, ряды врагов не редели, а, наоборот, росли за счет прибывающего подкрепления, бродяга понял, что лекарю сейчас плохо. Парень скис, не смог противостоять многочисленному противнику и позволил себя забить…возможно, насмерть.

«Эх, найти бы сейчас свой посох да сразиться бы в открытом поле, а не на этом пятачке!» – появилась в голове Шака мысль, полная жалости к самому себе.

Толпа зажала его в угол, силы бойца-одиночки почти иссякли, а костер ненависти, вдохновившей его на ратные подвиги, стал гаснуть под напором потока боли и усталости, вдруг снова обрушившихся на его тело. Шак уже решил пойти на крайние меры, нарушить собственное правило, которое он никогда, как бы плохо ни было дело, не нарушал, но в этот момент к нему пришла помощь, притом со стороны, с которой он совершенно не ожидал ее получить. Скорее уж наоборот, его союзник должен был одним из первых желать ему смерти!

– Назад, гады, назад!!! – заглушил шум потасовки громкий крик великана, внезапно выросшего позади толпы.

Люди редко прислушиваются к словам, если они не сопровождаются реальными действиями. Продолжая орать, призывая бунтарей к порядку, рослый толстяк пустил в ход пудовые кулачища. Первой жертвой вышибалы стал бородатый, деревенский мужик, тот самый, что проиграл в кости рубаху. Забавно махая руками и дрыгая в воздухе короткими ножками, он отлетел в дальний угол корчмы и затих, пробив головой пивной бочонок. Затем взмыла в воздух парочка разносчиков блюд. Их грязные фартуки реяли, как настоящие стяги, во время недолгого полета. Рыжеволосая блудница первой набросилась на толстяка и попыталась огреть его палкой по голове. Громила хоть и не отличался манерами, но женщин не бил…даже распутных. Он выхватил палку из дамских ручонок, поднял «воительницу» в воздух и, буквально вытряхнув ее из платья, посадил нагишом на балку под потолком. Далее не произошло ничего интересного: еще парочка посетителей отведала молотоподобных кулаков и поломала спинами дубовые скамьи. Когда число жертв великана приблизилось к дюжине, толпа затихла и, побросав палки с табуретами, покорно расступилась. К тому моменту Шак хоть и пошатывался, хоть и напоминал живого мертвеца, но был еще в сознании и довольно крепко стоял на ногах.

– Забирай дружка и проваливай! – пробасил вышибала, инспектируя суровым взглядом побитые рожи посетителей и тем самым предотвращая вторую попытку завязать бой.

– Почему…почему ты нас отпускаешь? – запыхавшись, прохрипел Шак.

– Ты знаешь почему!.. – многозначительно произнес толстяк, намекая на обстоятельство, известное только ему да бродяге и совершенно непонятное остальным.

Завершив осмотр рядов то ли выигравших, то ли проигравших сражение, вышибала повернулся к бродяге лицом и пристально посмотрел ему в глаза. В узких щелочках между толстыми щеками и бровями промелькнула искра интеллекта и житейской мудрости. Бродяга понял, о чем говорил союзник, едва заметно кивнул и, пробормотав разбитыми в кровь губами что-то вроде «спасибо», похромал на поиски своего товарища.