Турнир

Услышав подобное заявление, обомлевший возница чуть было не свалился с козел. Если бы ему об этом сказал кто другой, Аламез просто рассмеялся бы, оценив хорошую шутку, но некромант говорил всерьез, и Дарк, к сожалению, знал об этом.

– Мне еще понадобится примерно четверть часа, чтобы просветить тебя, зачем это Совету понадобилось и почему выбор пал на тебя, – заблаговременно предупредил Гентар, – а также еще с полчаса, чтобы изложить наброски плана твоего превращения из лесного отребья в сиятельного вельможу. Если ты не против, начну прямо сейчас…

– Нет уж, теперича погодь! Мы почти приехали, – соврал Дарк.

До конечной точки маршрута похоронной процессии оставалось приблизительно с четверть часа езды. Мартин Гентар мог бы успеть изложить один из двух вопросов, но обманщику-вознице нужно было переосмыслить услышанное, свыкнуться со многим, чтобы потом верно сказать «да» или «нет». Формально Дарк Аламез еще не дал согласия на свое участие в предприятии, цель которого казалась столь же недостижима, как взять и допрыгнуть до Небес. Однако моррон знал, что не сможет отказать ни Гентару, ни Совету Одиннадцатого Легиона.

* * *

Всё рано или поздно кончается, в том числе и везение. Безоблачным и тихим мелингдормским утром Милена ванг Бенфор имела несчастье в очередной раз убедиться в неоспоримости этой истины.

Живая поклажа оказалась не очень тяжелой, хоть и скользкой, а нос красавицы не сильно страдал от дурных запахов, источаемых неприкрытым одеждой и изрядно взопревшим телом разбойника. Всего двумя короткими перебежками спасительница паренька добралась до конца улочки, оставшись при этом незамеченной ни, наверное, самым первым прохожим, которого долг или нужда вынудили покинуть дом в столь ранний час, ни его сонливой толстушкой-женушкой, зачем-то решившей помахать мужу из окна на прощание ручкой-окорочком. На площади Милена чуть было не натолкнулась на патруль, но судьба и в этот раз была благосклонна к моррону-девице, которую стражники непременно приняли бы за похитительницу молоденьких, кучерявеньких юнцов симпатичной наружности и, как истинные блюстители не только спокойствия горожан, но и их благочестия, попытались бы арестовать.

По счастливому стечению обстоятельств ни один из стражей порядка не повернул голову в сторону неосмотрительно резво выскочившей из-за углового дома Милены, а та, в свою очередь, быстро поняла свой чуть ли не ставший роковым просчет и тут же спряталась за высоким каменным крыльцом, где и сидела, не снимая с плеча слегка постанывающего Марка, до тех пор, пока патруль благополучно не удалился. Вряд ли четверо солдат, пусть даже хорошо вооруженных и неплохо обученных, могли бы причинить ощутимый вред девице, уже однажды познавшей холодные объятия смерти. Однако стычка с представителями властей как-то не входила в планы заговорщицы, движимой в данный момент всего одной целью – как можно быстрее добраться до убежища и сбросить с плеч хоть и ценный, но уже опостылевший и потихоньку начинавший ворочаться груз.

Фортуна покровительствовала Милене и далее. Рискованная пробежка через площадь в общем и целом прошла успешно. Несмотря на то что все еще бесчувственное тело задиристого паренька принялось вдруг подергиваться и громче постанывать, красавице удалось быстро и, главное, не привлекая внимания просыпающихся горожан, преодолеть несколько десятков шагов открытого пространства и при этом даже ни разу не выронить увесистую поклажу из заметно ослабевших рук. Правда, без потерь не обошлось. Ремешок, на который был подвешен к поясу один из арбалетов, предательски расстегнулся, и удобное, компактное оружие осталось лежать на мостовой прямо возле фонтана. Подбирать потерю Милена благоразумно не решилась, хоть ей было и жаль навсегда расставаться с не раз выручавшей ее в бою вещью. До дома, ставшего надежным пристанищем морронов в Мелингдорме, было совсем недалеко. Желание как можно быстрее завершить опасное предприятие и избавиться от тела проклинаемого про себя упрямца, оказалось настолько велико, что перевесило горечь утраты одного из самых любимых инструментов убийства.

Миновав площадь, беглянка осторожно прокралась вдоль стен домов, идущих по Ткацкой улочке до первого перекрестка. Там она, чуть ли не приняв зловонный душ из выплеснутых из окна второго этажа помоев, так же, как и прежде незаметно, свернула на тянувшуюся аж до самой крепостной стены Поросячью улочку. Неизвестно, что именно послужило причиной столь неромантичного названия весьма приятной глазу местности. То ли здесь проживали в основном мясники, имевшие свое, весьма специфическое представление о прекрасном, то ли в округе собрался крайне неряшливый люд, прославивший себя дурными манерами, но только вид их опрятных жилищ никак не сочетался с тем, что в народе принято понимать под «свинством».