Маленькое чудо

Анна вздернула подбородок:

— Теперь тебе не надо оберегать меня, Джерри. Ведь я ушла от тебя, помнишь? И с тех пор все решаю сама.

Но вместо того чтобы замкнуться — как делал каждый раз, когда она напоминала ему о том, что они больше не муж и жена, — Джерри заглянул глубоко в ее глаза и сказал:

— Я держу свое слово.

Это должно было тронуть ее, наполнить любовью… Подобные слова всегда превращали ее в любящую, трепещущую женщину. Но на этот раз она вскипела от гнева.

— Избирательно, — ответила она ледяным тоном и прошла мимо него. — Ланч, должно быть, разогрелся.

Вдогонку ей раздалось:

— Ты можешь не напоминать мне о том, что я не всегда держу свое слово. Мне снится это каждую ночь… Мы потеряли Адама, потому что я послушал акушерку, а не тебя… лежавшую в луже крови. И чья в этом вина? Я знаю, Анна, я знаю…

Она резко повернулась. В его тоне не было упрека, который всегда унижал ее, или загадочной холодности, от которой у нее все сжималось внутри. Самообвинение было для него совсем не характерно. Джерри был человек действия, всегда находил выход из затруднительных положений.

— Что? — выпалила она, когда он прошел мимо нее на кухню и стал вынимать из печи пироги и жареный картофель. — Ты обвиняешь себя за то, что случилось? Ты думаешь, что я виню тебя за это?!

— А кого же еще винить? — Не глядя на нее, Джерри достал тарелки и стал накладывать на них еду. — И ты тоже считаешь меня виноватым, Анна, иначе ты не ушла бы от меня. Ты никогда бы не покинула супружескую постель, если бы внутри тебя не жило ощущение, что я виноват в смерти Адама и в том, что ты сама чуть не умерла…

Анна открыла рот, но не могла вымолвить ни слова. Разве она винила его в этом?

В этот момент Мелани нагнулась вниз, пытаясь дотянуться до пола, и Анна опустила ее. Довольный ребенок ухватился за край черно-белого линолеума, который давно уже было пора менять.

А потом Анна, с трудом шевеля губами, произнесла:

— Джерри, я никогда не думала…

— Не надо говорить это, Анна. Если ты ушла от меня, значит, надо признать: наш сын погиб из-за меня.

Гром прогремел над головой, и ребенок вздрогнул. Лицо девочки скривилось, она заплакала. Радуясь тому, что можно отвлечься от этого разговора, Анна прижала к себе ее маленькую шелковистую голову. Но мысли ее лихорадочно крутились.

— Что ты хочешь мне сказать? — медленно спросила она.

— Речь не о том, что я хочу сказать, — произнес он с такой усталостью, что у нее больно сжалось сердце. — Я прошу тебя в первый раз за нашу совместную жизнь: перестань изображать из себя мисс Совершенство, перестань делать только то, что я от тебя хочу, и скажи мне правду.

А правда заключалась в том, что в последнее время Анна ненавидела людей за то, что они не понимали ее, ненавидела группу в клинике, которую посещала, чтобы обрести душевное спокойствие. Она ненавидела Ли за то, что та зачала Молли — так легко и беззаботно, всего за одну ночь! — и ненавидела Джерри за то, что он продолжал жить прежней жизнью, а она не знала, как теперь жить ей…

Анна устало рассмеялась:

— О, это замечательно, Джерри! Спрашивать об этом тогда, когда все уже не так болезненно, не так уже и важно. Теперь у меня есть Мелани, и я уже больше не чувствую себя так, будто истекаю кровью. — Ее руки, дрожа, прижали к себе ребенка. — Ты не хотел знать об этом раньше, ты игнорировал меня, когда я умоляла тебя выслушать меня, так почему же ты спрашиваешь об этом теперь, когда уже это не имеет особого значения?

Джерри стоял спиной к ней, широко расставив ноги. Пальцы его побелели, когда он сжал руками край стола.

— Потому что я боялся спрашивать тебя об этом.

— А сейчас ты спрашиваешь потому, что снова почувствовал себя хозяином положения? — язвительно произнесла Анна, ощутив, как вырывается наружу давно сдерживаемый поток ярости.

— Потому что я уже потерял тебя, потерял Адама. Скажи мне, Анна. Хуже быть уже не может.

Анна подошла к стулу и села. Опустив на пол Мелани, которая с восторгом снова стала теребить край линолеума, Анна почувствовала, что ярость вдруг исчезла. Тихо вздохнув, она заговорила. Нет, это ее сердце стало говорить вместо нее.

— Почему ты так настаивал на имплантации эмбриона, когда доктор говорил нам, что это очень опасно? Почему, Джерри? Тебе прямо говорили, что ребенок и мать могут умереть, но ты продолжал настаивать. Значит, сын был тебе дороже, чем моя жизнь?