После разрыва отношений прошло некоторое время. Как-то осенью Сергея Петровича вызвали в детское отделение. Клиника в Прохоровке тогда была небольшой, докторов в ней не хватало, и Круглов работал как взрослым, так и детским психиатром.
– Можешь взглянуть на одного мальчика? – попросил заведующий отделением. – Не нравится он мне. Была небольшая травма головы, но она почему-то спровоцировала трехдневную кому. А сейчас пациент странно реагирует на лекарства, то вялый, то возбужденный, заговаривается. Короче – неадекватный мальчонка.
– А что за травма? – поинтересовался Сергей.
– Пустяковая, – повторил педиатр. – Мать говорит, что они находились в гостях, Юра споткнулся, упал и стукнулся затылком о пол.
– Субдуральная гематома? – предположил Сергей Петрович.
– Я подумал о том же, но нет, – ответил доктор.
– Инсульт? – выдвинул новый диагноз Круглов. – Сам знаешь, он в любом возрасте возможен.
– Исключили, – поморщился педиатр. – А вот анализ крови у мальчика какой-то дикий, я подобного никогда не видел.
Сергей Петрович вошел в палату и замер. Около кровати сидела Надя Коровина. Она вскочила и заявила:
– Нам этого врача не надо. Он ненавидит моего мужа.
– Вы знакомы? – удивился завотделением.
Круглов кивнул и ушел. А на следующий день узнал, что Николай Коровин забрал сына из больницы под расписку.
Спустя какое-то время к психиатру подошла лаборантка Катенька и зашептала:
– Пожалуйста, Сергей Петрович, мне очень нужен ваш совет.
Круглов давно служил для коллег этакой скорой психологической помощью и привык выслушивать жалобы, более того, считал это своим долгом. Поэтому предложил:
– Пошли в мой кабинет.
– У меня мама болеет, – едва закрыв дверь, заговорила Катенька, – очень деньги нужны, поэтому я и выполнила приказ. Не дай бог, еще выгонят. Мне без зарплаты нельзя. А сейчас думаю: может, девочку убить хотят? И того мальчика тоже? Вдруг я пособница в преступлении?
– Давай-ка по порядку, – попросил Круглов.
И Катя, шмыгая носом, начала каяться.
– Недавно Георгий Петрович, зав. детским отделением, прислал повторно в лабораторию кровь Юрия Коровина. Анализ у мальчика оказался странным, и педиатр попросил сделать более широкое исследование, в том числе и на токсикологию.
– Постой, – удивился Круглов, – разве мы этим занимаемся?
Катя смущенно потупилась.
– Георгий Петрович собирает материал для кандидатской, она посвящена тому, как некоторые заболевания изменяют кровь ребенка. Если попадается интересный случай, доктор меня просит для него исследование провести. А мне, как я говорила, деньги нужны, ну…
– Понятно, – кивнул психиатр, которого совсем не удивило, что педиатр использует рабочую лабораторию в личных целях. – И что же тебя встревожило?
– Чего только у мальчика не нашлось, – вздохнула Катя, – я сумела определить лишь малую часть веществ. Не ребенок, а ходячая аптека!
Далее доктор Круглов услышал следующее.
…На тот момент, когда результаты анализа были готовы, родители забрали сына из клиники. В историю болезни Юры Коровина подклеили для порядка бланки с обычным лабораторным исследованием и сдали карту в архив. Лаборантка забыла об этом случае и не вспоминала до той поры, пока ее не вызвала к себе главный врач и не сказала:
– Катя, сделай девочке Соне Бархатовой необходимые анализы. Она отправляется в лесную школу, там требуют заполненную медицинскую карту. Родители Сонечки мои добрые знакомые, просьба к тебе личная. Понимаешь?
Катя кивнула и повела пациентку в свой кабинет. По дороге ей показалось, что девочка напугана до смерти, и медсестра решила приободрить ее:
– Не бойся, больно не будет, у меня иголка тоненькая, а рука легкая.
Девочка не ответила.
– Надеюсь, ты сегодня не завтракала? – спросила Катя.
Соня мотнула головой.
– Немая, да? Разговаривать не умеешь? – улыбнулась медсестра. – Или от страха язык проглотила? Не трясись, дело быстрое. А почему тебя в лесную школу отправляют? Заболела? Чем?
– Я уколов не боюсь, – шепнула Соня. – Мне папа запретил с посторонними разговаривать. Я плохая девочка. Очень. Я должна молчать.
Катерина опешила и решила более не разговаривать с пациенткой. Когда лаборантка взяла Соню за руку, кисть пациентки оказалась ледяной, влажной, зато щеки и глаза ее горели лихорадочным огнем.
– Тебе плохо? – спросила медсестра.