– В том-то и соль. Слишком много разных систем. Какая отвечает требованиям? Эта девочка, Норма, уезжает из дома и поселяется в Лондоне. Она, как вы мне сообщили, живет третьей в квартире с двумя другими девушками. Опять-таки что-то начинает складываться в какую-то систему. Остальные две ей совсем чужие. Но что же я узнаю? Клодия Риис-Холленд – личная секретарша отца Нормы Рестарик. Еще звено. Что это – случайность? Или частица системы? Вторая, узнаю я от вас, позирует как натурщица и знакома с молодым человеком, которого вы называете Павлином и в которого влюблена Норма. Снова звено. Еще звенья. А какую роль Дэвид – Павлин – играет во всем этом? Любит ли он Норму? Как будто да. Ее родителям это очень не нравится, что, впрочем, только естественно.
– А странно, что Клодия Риис-Холленд оказалась секретаршей Рестарика, – задумчиво произнесла миссис Оливер. – Насколько я могу судить, она великолепно справляется со всем, за что бы ни взялась. Может быть, это она выбросила женщину из окна на седьмом этаже?
Пуаро медленно повернулся к ней всем телом.
– Что вы сказали? – спросил он напряженно. – Что вы сказали?
– Ну, кто-то из жильцов дома… Я даже фамилии ее не знаю, но она выпала из окна – или выбросилась. Из окна седьмого этажа. И разбилась насмерть.
– И вы мне ни слова не сказали? – с упреком произнес Пуаро голосом, который повысился на два тона и стал суровым.
Миссис Оливер посмотрела на него с изумлением.
– Я не понимаю, о чем вы?
– О чем я? О смерти, вот о чем. Я прошу вас рассказать мне о смерти. А вы говорите, что никаких смертей не было. Вам на память приходит только попытка отравления. А смерть есть. Смерть в… как называются эти корпуса?
– Бородин-Меншенс.
– Да-да. А когда это случилось?
– Самоубийство? Или что это было? По-моему… да… по-моему, за неделю до того, как я там побывала.
– Великолепно. А как вы о нем узнали?
– Мне сказал молочник.
– Молочник, mon Dieu![17]
– Ну, он просто был в разговорчивом настроении, – объяснила миссис Оливер. – В сущности, очень печально. Случилось это среди бела дня, вернее, рано утром, если не ошибаюсь.
– Как ее звали?
– Понятия не имею. По-моему, он ее никак не называл.
– Молодая, пожилая, старая?
– Ну-у… – Миссис Оливер напрягла память. – Прямо он ее возраста не упомянул. Около пятидесяти, вот что он, кажется, сказал.
– Так-так. Знакомая их всех или одной из них?
– Откуда я знаю? Никто про это ничего не говорил.
– А вы не подумали сказать мне!
– Нет, право же, мосье Пуаро, я не вижу, какое это может иметь отношение к делу… Ну, наверное, может, но никто ничего такого не говорил и не вспоминал.
– Но это же звено! Есть эта девочка, Норма, и она живет в доме, и там кто-то кончает с собой (насколько я понял, таково общее впечатление). То есть какая-то женщина выбрасывается или падает из окна седьмого этажа и разбивается насмерть. А дальше? Несколько дней спустя эта девочка, Норма, услышав, как вы говорили про меня, является ко мне и говорит, что боится, не совершила ли она убийства. Да, видимо, вот оно – мое искомое убийство.
Миссис Оливер хотела было сказать «вздор», но не решилась. Хотя и осталась при своем мнении.
– Следовательно, вот тот факт, которого мне не хватало. И он свяжет все воедино! Да-да. Я пока еще не знаю, как именно, но это так. Мне надо подумать. Мне необходимо подумать. Я должен вернуться домой и думать, думать, пока все звенья медленно не образуют единого целого. Ведь это звено, несомненно, центральное, которое их все и соединяет… Да! Наконец-то! Наконец-то я пойму, как мне следует действовать. – Он встал, добавил: – Adieu, che re madame![18] – и поспешил вон из комнаты.
Миссис Оливер дала волю своим чувствам.
– Вздор! – объявила она пустой комнате. – Полнейший вздор! Четыре таблетки аспирина разом – это ничего или все-таки многовато?
Глава 15
У локтя Эркюля Пуаро стояла чашка с ячменным отваром, который приготовил ему Джордж. Он прихлебывал отвар и размышлял. Размышлял он особым, присущим только ему способом: отбирая мысли, как отбирают кубики с хитрыми кусочками загадочной картинки. Мало-помалу они сложатся в нужном порядке, и картина станет ясной и законченной. Но пока надо было произвести предварительный отбор, отделить существенное от постороннего. Он сделал глоток, поставил чашку, положил ладони на ручки кресла и мысленно перебрал по очереди неясные фрагменты своей загадочной картинки. Когда он определит их все, то начнет их складывать. Кусочки неба, кусочки зеленого склона или желтые кусочки с полосками, как шкура тигра…