Все зависит от нас

Проведя нас какими-то тайными тропами, ныряя то в подвалы, то пролезая через дырки в заборе, он наконец выскочил прямо к пирсу, возле которого стоял маленький замызганный пароход на носу которого красовалось название «Пенелопа». Немецкие патрули и таможенники остались далеко за спиной, но всё равно, боцман заставил напялить безразмерные плащи и только после этого мы, пройдя по причалу, поднялись на бывший угольщик.

Вахтенный глядя сквозь нас, поприветствовал капитана и снова отвернулся, безразлично разглядывая снующих над водой чаек. А потом, проплаченные гости были проведены в нутро корабля. Там, боцман, отодвинув пожарный щит в сторону, показал на прячущуюся за ним дверцу и прежде чем мы туда нырнули, проинформировал:

— Сидеть тихо, пока не выйдем в море. Кормёжка — три раза в день. Гадить в ведро. Рыгать если приспичит — туда же. Когда можно будет выйти, я сам скажу, а до этого чтобы не звука! Поняли?

— Яволь!

Гориллообразный здоровяк ощерился, показав жёлтые прокуренные зубы и кивнув, подтолкнул меня внутрь. Потом дверь закрылась и послышался шум задвигающегося щита. Оглядев при свете тусклого потолочного плафона жилище, я сказал:

— Ну что Игорь, это конечно не «Хилтон», но зато тепло и не дует. Так что предлагаю залечь на эти тощие матрасы и хорошенько вздремнуть. На ужин нас боцман лично разбудить обещал, так что вечерний жор не проспим. Ты как на это смотришь?

Птицын смотрел положительно и уже через десять минут, мы следуя старой пословице насчёт службы и солдата, вовсю выводили носами рулады, не сильно заморачиваясь тем, что нас ожидает в дальнейшем.

***

Нет, всё-таки у меня оказывается очень слабый вестибулярный аппарат. Это я на третьи сутки понял. В начале всё было нормально. Уже к вечеру первого дня мы были выпущены из своей каморки, с нарисованным очагом, то есть тьфу, с пожарным щитом и имели возможность сидеть не в трюме, а загорать на свежем воздухе в лодке, подвешенной на кран-балках. Капитан нас сразу предупредил, чтобы пассажиры не вздумали шляться по кораблю, и выделил место для проветривания. В шлюпке было лепо. Мы оттуда вылезали только пожрать и наоборот. Но потом, через два дня подобного балдежа, над бирюзовой, с мелкими белыми барашками волн, морской гладью, вдруг подул слабый ветер. Я сразу тогда начал предчувствовать недоброе. Просидев с полчаса во всё более сильно раскачивающейся шлюпке, сбежал к нашим матрацам, рассчитывая, что ближе к центру тяжести корабля и качать должно поменьше. Хрен я угадал! Качало по-моему даже сильнее, во всяком случае, казалось именно так. Потом, ни к селу ни к городу вдруг вспомнился вкус и запах баранины, которой нас кормили после выхода из Бейрута. Зря я её вспомнил...

Почти сутки проведённые в обнимку с ведром, которое периодически менял участливо поглядывающий на меня Птицын, лишили меня последних иллюзий. Нет, не быть мне вторым Белинзгаузеном или Лаперузом. Море я — не-на-ви-жу!!!

Но когда геройский разведчик и времяпроходимец, уже всерьёз намыливался отдать богу душу, шторм как-то незаметно успокоился и я начал постепенно возвращаться к жизни. Окружающая корабль вода, уже не казалась настолько мерзопакостной, а запахи с камбуза не валили с ног с убойностью хорошей кувалды. При полном штиле, чувствуя себе заново родившимся человеком, я даже стал проявлять интерес к окружающей жизни. Причём настолько, что когда увидел мелькающий недалеко от борта характерный плавник, моментально перевозбудился, и заподпрыгивал, чуть не спихнув Игоря в воду. Потом оглянулся в поисках того, чем бы кинуть в морскую хищницу. Акулу живьём, я видел первый раз в жизни, поэтому мне кажется такая реакция была вполне нормальна. И я бы её обязательно пришиб, но все охотничьи инстинкты пресёк скопидом боцман. Он, видя, что пассажир нацелился ухватить багор, висящий возле иллюминаторов, только погрозил огромным кулаком и сделал зверскую морду. Хотя с такой физиономией как у него, особых усилий и не понадобилось. Этим фейсом, даже в благодушном состоянии можно лошадей пугать. Я не желая портить отношение с командой, но в то же время, не собираясь показывать, что Мако меня устрашил, всё равно дошёл до щита, пощупал остриё багра и выдал:

— Эх, если бы это был гарпун...

На эти слова боцман ничего не ответил, а только презрительно фыркнул и косолапо повернувшись, потопал дальше гонять своих матросиков. Слушая его заковыристые ругательства, доносящиеся с другой стороны рубки, я только вздохнул и не найдя на палубе ничего, чем можно было бы кинуть в акулу стал просто наблюдать за ней. Но как всякому русскому человеку, просто наблюдать, было не интересно, поэтому ещё раз оглянувшись, увидел здоровенную ржавую гайку застрявшую в щели возле лебёдки. Выцарапав её оттуда снова подбежал к борту, опасаясь, что акула уже свалила. Не-е-е. Рыба была на месте. Тщательно прицелившись, метнул железку умудрившись попасть в воду прямо под плавником. Есть, попал! Акула дёрнувшись, резко свернула в сторону, а я с чувством глубокого удовлетворения опять полез в шлюпку разглядывать облака и болтать с Птицыным.