Граф элегантно пронес тарелку у нее под носом и поставил на столик.
— Спасибо, милорд. — Катриона схватила кусок и с наслаждением его сжевала.
— Можно ли мне позавтракать с тобой?
— Если хочешь.
— Салли, девочка, принеси!
Катриона подождала, пока Салли выйдет, и только тогда заговорила:
— Чувствуешь себя уверенно, да, Патрик?
— Проклятие, Кат! Неужели так теперь будет всегда?!
Все время издеваешься!
— Пока не вернешь мне мое законное, вообще ничего не будет.
Катриона откусила лепешку, и масло потекло по ее маленькому подбородку.
— Ты подбиваешь меня показать, что я не блефую? — Граф едва сдерживал изумление.
— Да-а, — протянула она, глядя ему в лицо. — Не хочешь поспорить, что я еще и выиграю?
— А какие ставки, мадам?
— А-Куил против дома в Эдинбурге, который я сама выбираю.
— Если выиграешь, милая.
— Выиграю, — убежденно сказала Катриона, накидываясь на последний кусок бекона.
Граф засмеялся, любуясь ее возмутительной самоуверенностью. С этой стороны невесту он раньше не знал, и она ему нравилась.
— А если, — спросил Патрик, — я найму экипаж, не согласишься ли ты сегодня поехать со мной на прогулку?
— Соглашусь! Мои размеры теперь меня стесняют, и последние несколько недель я сидела взаперти.
У Бенджамена Кира нашлись сани, привезенные из Норвегии. Они были красного цвета, с черным и золотым рисунком. В них впрягались две лошади. Граф удобно устроил Катриону, обернув ее несколькими меховыми накидками, взял в руки поводья и пустил лошадей вскачь.
Катриона Хэй выглядела прелестно. Восхищенные взгляды прохожих, то и дело обращаемые на сани, всерьез досаждали Патрику. Однако один его огненный взгляд обескураживал любого сердцееда.
Катриона куталась в коричневый бархатный плащ. Капюшон, отделанный широкой полосой темного соболя, чудно обрамлял ее сердцевидное личико, на котором румянец играл, как кровь с молоком. Несколько прядей темно-золотистых волос выскользнули из-под капюшона и легли в восхитительном контрасте с темным мехом. Патрик ругался про себя. Ему таки придется уступить ее требованиям!
Дело было даже не в одном только имени сына. Он любил эту своенравную лисицу, и если даст ей снова убежать, то никогда не получит обратно.
— Я голодна, Гленкерк, — прервала его мысли Катриона.
— На окраине, голубка, есть одна отличная таверна.
Думаю, туда можно заехать.
Граф лихо вогнал сани во двор «Роял Скотт» и, соскочив на землю, бросил вожжи пареньку-прислужнику.
Катриона откинула меховые одежды и позволила Патрику взять ее на руки. Чтобы ей не пришлось шагать по глубокому снегу, он донес ее до самых дверей и только тогда поставил на ноги.
— Отдельную комнату, сэр? — спросил хозяин.
— Нет, дорогой. Общий зал нас вполне устроит, если только он не очень забит.
Их усадили за столик у окна перед большим камином.
Патрик снял с невесты плащ. На ней было надето обманчиво-скромное свободное платье из коричневого бархата с кружевным, украшенным рюшами воротничком кремового цвета и такими же манжетами. Тяжелая, золотая цепь с топазами смягчала строгость этого платья. Волосы рассыпались по плечам.
Не дожидаясь приказания, хозяин принес бокалы горячего вина с пряностями.
— Мы будем обедать, — сказал граф. — Принеси нам самого лучшего, что у тебя есть.
Они выпили по паре бокалов вина, а затем появился слуга, пошатывавшийся под весом подноса. На первое им подали по миске креветок с устрицами, приправленньми изысканным соусом из разных трав. Рядом лежали свежий хлеб и масло, блюдо артишоков в уксусе с маслом и салат из капусты. Потом принесли жареную утку, коричневатую и хрустящую, со сладко-кислым лимонным соусом, три говяжьих ребра, тонко нарезанные розовые ломти молодого барашка на большом плоском блюде и красное вино с розмарином к нему. За всем этим последовали целая отварная форель, а также слоеные булочки, начиненные рубленой олениной, крольчатиной и фруктами. Последним блюдом оказалась большая миска запеченных в сметане груш и яблок, посыпанных цветным сахаром, и к ним еще и желе, засахаренные орехи и большой кусок сыра. Завершали обед вафли и маленькие стаканчики гиппокраса.
Катриона, никогда и раньше не проявлявшая робости за столом, ела с особым удовольствием, которое позабавило графа. Наконец она сказала:
— Что-то мне дремотно, Гленкерк! Отвези меня домой.