Любовь дикая и прекрасная

Вам и предстоит научить ее тому, что вам нравится.

— А я не школьный учитель, — отвечал он угрюмо. — Так что давайте договоримся с вами, мадам, в какой час мы сможем быть вместе.

Катриона Лесли пристально посмотрела на короля, и ее глаза сверкнули зеленым льдом.

— Во времена вашей матери слово Стюарта чего-то стоило, — сказала она безжалостно.

Но прежде чем Джеймс успел ответить, открылась дверь в спальню королевы и показалась графиня Олафсон.

— Ах, леди Лесли! Вот вы где! Королева спрашивает вас.

Катриона снова опустилась в глубоком реверансе. Однако, минуя короля по дороге в покои королевы, она услышала его тихий голос:

— Вы дорого заплатите за эти слова, мадам.

20

У графини Гленкерк не нашлось времени, чтобы обдумать высочайшую угрозу. Она оказалась слишком занятой.

Анну предстояло короновать прямо на днях. Спешно шились коронационные одежды, требовавшие множества утомительных примерок. Следовало затем подготовить королеву к торжественной церемонии. И какая же досада, что ее величество не отличалась сообразительностью! Красивая, невинная, очаровательная, великодушная — такой Анна была. Но ее также знали сумасбродной, пустоголовой, вспыльчивой и глупой.

К счастью, Катрионе Лесли не занимать было терпения, чтобы муштровать королеву. У нее также хватило мудрости превратить эти занятия в игру, чтобы Анне не было скучно.

— Если бы, — говорила Катрионе юная королева, — у меня в школе была учительница, подобная вам, то, возможно, я проявила бы большую склонность к учебе.

Катриона засмеялась.

— Чепуха, мадам. Вам не удастся меня провести. Вы же и сами уверены, что на коронации будете не просто хорошо смотреться — вы будете по-настоящему великолепны.

Ваши подданные покорятся вашему обаянию.

Это был хитрый комплимент, и малолетняя королева, прихорашиваясь перед зеркалом, снова подумала, как сильно она любит прелестную графиню Гленкерк. Такая приятная дама!

17 мая 1590 года Анна Датская стала королевой Шотландии. В этот день она сыграла свою роль с очаровательной юношеской величавостью, которая тронула сердца даже провинциальных помещиков, спустившихся с высокогорий посмотреть на следующую мать династии Стюартов. Вечер в Скоуне после коронации прошел в безудержном веселье и удовольствиях роскошного пира, где подавались жареные кабаны, олени и овцы, а также говяжьи бока, беспрерывно поливаемые жиром во время приготовления их краснолицыми и потными поварятами. Была всевозможная птица — лебеди, утки, каплуны в сладком лимонно-имбирном соусе, фаршированные гуси, куропатки, тетерева, перепела. Были огромные миски сырых устриц и вареных креветок, мидий и других моллюсков с ароматными травами. Жареные лосось и камбала подносились на огромных золотых блюдах. Потчевали гостей и слоеной выпечкой с рубленым мясом, кроликом, плодами и орехами. Не забывали про копченые окорока и угрей. Серебряные чаши полнились артишоками в уксусе и молодым весенним салатом-латуком. Через равные промежутки на столах рядом со свежим хлебом стояли огромные горшки с маслом.

А на закуску гостям предлагались сладкий крем из взбитых яиц с молоком, желе всяких форм и раскраски, апельсины, доставленные из Испании, пирожки с сушеными фруктами прошлогоднего урожая и ранние вишни из Франции.

Эти лакомства шли к сырам, вафлям и маленьким бокалам гиппокраса с пряностями.

Рекой текли вино и эли, и развлечения не останавливались ни на минуту. Выступали, конечно, менестрели и жонглеры, дрессированные собаки и акробаты. Несколько раз по танцевальному залу проходили волынщики. Однако у Катрионы, вкусившей от яств весьма умеренно, разболелась голова, и когда Патрик подошел, чтобы повести ее танцевать, она взмолилась:

— Лучше выведи меня на воздух!

Они отправились прогуляться по садам, дышавшим прохладой майской ночи.

— С тех пор, голубка, как ты стала дамой при спальне королевы, я тебя совсем не вижу, — пожаловался граф.

— Знаю, — вздохнула Катриона в ответ и добавила умоляюще:

— Я хочу уехать домой, Патрик! Ты оказался прав.

Нам не следовало связываться с двором. — Она прильнула к нему. — Увези меня домой, любимый! Сейчас же!

Гленкерк прижал Катриону к себе и почувствовал прелестную сладость ее всегдашних духов. Он ласково погладил чудные волосы жены и остался в недоумении, не поняв, чем был вызван этот страстный, почти отчаянный порыв.