Любовь дикая и прекрасная

Когда наступил прекрасный июньский рассвет, в Эдинбургском замке неистово зазвенел колокол тревоги. Мгновенно проснувшись, Ботвелл сел на постели.

— Долго же они обнаруживали мое отсутствие, — ухмыльнулся он. — Что ж, у Джеми день испорчен.

Граф нежно похлопал Катриону по прелестному заду.

— Давай, Кат! Просыпайся! Раз уж мы едем в Эрмитаж, то я хотел бы прежде позавтракать.

— Я еще не проснулась, — пробормотала она, сворачиваясь в маленький клубок.

Но Френсис стянул одеяло и принялся осыпать ее тело поцелуями. Несколько минут графиня еще сумела это выдержать, но потом возмутилась:

— Проклятие, Ботвелл! Этими своими ласками ты и труп оживишь, — сказала она, слезая с постели.

Френсис с наслаждением наблюдал, как Катриона мылась, а затем натягивала на себя костюм для верховой езды.

Графу доставила удовольствие золотая цепочка с топазами, надетая ею на шею. Это был его подарок.

— Поедим на кухне, милорд. Разбудить ли мне Херкюлеса или вы сделаете это сами? Ставлю золотой, что ваш брат в постели у Фионы. Я точно знаю, что кузина оставалась верна Адаму в течение всей их супружеской жизни, но если она смогла вчера устоять перед этим здоровенным молодцом с его страстными взглядами, то я совершу паломничество в Иону!

Ботвелл отозвался громким смехом.

— Никакого пари. Кат! Если мой братец окажется не у нее в постели, то я пойду в Иону с тобой! Этот плут знает, как добиться своего!

Они выскользнули из своей спальни и на цыпочках прокрались к комнате напротив. Там было тихо. Катриона осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Херкюлес сразу же проснулся и приветствовал их озорной ухмылкой. Обнаженная Фиона крепко спала, свернувшись калачиком на уголке кровати. Она выглядела очень растрепанной.

Катриона снова закрыла дверь, и ее рот задергался от беззвучного смеха.

— Я буду на кухне, — шепнула она Ботвеллу и легко сбежала вниз по лестнице.

Ботвелл вернулся в спальню, побрился и неспешно помылся, насколько это было возможно, над маленьким фарфоровым тазиком. После этого граф спустился вниз и обнаружил, что Катриона приготовила аппетитный завтрак из овсяной каши, холодного окорока и хлеба. Херкюлес уже восседал за столом, за обе щеки уписывая еду и запивая ее коричневым октябрьским элем. Френсис присоединился к брату. Подав мужчинам еду, Катриона села с ними и принялась есть со своим обычным аппетитом. Насытившись, граф отодвинул стул.

— Херкюлес, — обратился он к брату, — я хочу, чтобы ты проводил Катриону на окраину города в таверну «Лев».

И жди меня там.

— Куда ты собрался? — спросила Катриона.

— У меня есть одно незаконченное дело. Не волнуйся, дорогая.

— Не надо, чтобы тебя видели, Френсис. Ты нарочно дразнишь Джеми.

— Никто не причинит мне вреда, любимая.

Он потянул брата с кухни. До Катрионы донесся только приглушенный звук их голосов, а затем смех.

Вздохнув, графиня собрала блюда, оставшиеся со вчерашнего вечера, и вымыла их в посудомойке. Все должно стоять на своем месте — нельзя дать слугам повод для сплетен. Когда Катриона закончила и вернулась на кухню, Ботвелл уже надевал свой плащ.

— Поцелуй меня, дорогая.

— Ты обещаешь, что будешь беречь себя?

— Ай ты, девка! Ну конечно! А ты минут через десять должна отправиться с Херкюлесом. И пригляди, чтобы Фиона держала язык за зубами.

Катриона засмеялась.

— Фиона не сознается даже в том, что тебя видела, а уж тем более что приютила. Адам изобьет ее до полусмерти. Ему-то известна слава твоего брата.

Ботвелл ухмыльнулся.

— Мы скоро снова будем вместе, любовь моя.

Секунду спустя он прошел через заднюю дверь на конюшни, где Херкюлес уже держал под уздцы пританцовывающего Валентайна.

Катриона вышла из кухни, неся поднос с вином, хлебом и медовыми сотами, и взбежала по двум пролетам лестницы в спальню Фионы.

— Проснись, соня! — позвала она кузину.

Та лишь что-то пробормотала и снова поглубже закопалась в перину.

— Я тебя покидаю, кузина. Нам с Ботвеллом сегодня нужно ехать домой в Эрмитаж.

Она поставила поднос на столик у кровати. Фиона сразу села.

— Боже мой! — воскликнула Кат. — Ты выглядишь словно замок, сдавшийся после великого сражения!

— Так я себя и чувствую, — ответила Фиона. — Херкюлес не посрамил своего имени. — Внезапно она покраснела. — Боже, Кат! Только не проговорись Лесли! Я никогда раньше не изменяла ему. Не знаю, что на меня нашло.