Итальянские каникулы

Трейси вздохнула:

— Мы просто не хотели снова все испортить.

— В таком случае обсудим сегодняшние списки. Вы оба представили те двадцать качеств, имеющихся у партнера, которыми хотели бы обладать сами?

— Двадцать одно, — объявила Трейси, — включая его пенис.

Гарри рассмеялся, и они поцеловались, и от жестокого укола зависти у Изабел заныло сердце. Ничего не скажешь, брак иногда вознаграждает супругов, но только тех, кто сможет пережить хаос.

— Скорее! Они ушли!

Изабел от неожиданности уронила ручку при виде взъерошенного Рена, ворвавшегося в заднюю гостиную, где она мирно сидела за изумительным бюро восемнадцатого века, занятая письмом к нью-йоркской приятельнице. И поскольку семейство Бриггсов только что отбыло на ужин в Касалеоне, не было необходимости расспрашивать Рена, о чем тот толкует.

Изабел нагнулась, чтобы подобрать ручку, но Рен молниеносно сташил ее с кресла. В последнее время его настроение менялось каждую минуту. Только сейчас он смотрел на нее так, словно хотел откусить голову, и тут же в глазах загорались дьявольские искорки. И чем дольше они были вместе, тем отчетливее Изабел чувствовала бушующую в его душе битву между личностью, какой он считал себя, и человеком, которому больше не было уютно жить в шкуре отрицательного героя.

Рен мотнул головой в направлении двери:

— Пойдем. Думаю, до их возвращения у нас есть часа два.

— Определенное место?

— Фермерский дом. Здесь слишком много народу.

Они буквально слетели с холма, едва не сломали дверь и помчались наверх. Изабел не останавливаясь немедленно втолкнула его в спальню поменьше.

— Чистые простыни.

— Можно подумать, это долго продлится.

Изабел стащила одежду, пока он запирал дверь, закрывал ставни и включал свет. Маломощная лампочка погрузила комнату в полумрак.

Рен швырнул содержимое карманов на тумбочку и тоже разделся. Изабел, уже лежавшая на узкой кровати, повернулась на бок, чтобы дать ему место. Рен ткнулся носом в ее шею и расстегнул браслет.

— Я хочу, чтобы ты была совсем голой… для меня, — прошептал он, и при звуках хрипловатого властного голоса ее соски превратились в камешки. Когда он зарылся губами в ее ладонь, Изабел закрыла глаза.

— Голой, если не считать… — проговорил он прямо ей в ладонь, прежде чем потянуться к тумбочке. Секунду спустя на запястье сомкнулся холодный металл.

Изабел пронзительно взвизгнула и открыла глаза.

— Что ты делаешь?!

— Беру власть в свои руки.

Он сжал оба ее запястья, и закованное в наручники и свободное, и рывком поднял ее руки к изголовью.

— Немедленно прекрати!

— Ни за что.

Он продел цепочку сквозь прутья и защелкнул браслет наручника на втором запястье.

— Ты приковал меня к кровати!

— Я настолько порочен, что иногда сам себе удивляюсь.

Изабел безуспешно попыталась определить, сильно ли она расстроена. Но голова шла кругом.

— Это настоящие наручники.

— Я попросил выслать пару бандеролью.

Его губы скользнули по внутренней стороне руки, чуть повыше подмышки. И хотя Изабел честно пыталась вырваться, по коже пробежали волны восхитительного озноба.

— Разве не знаешь, что нельзя удерживать людей в рабстве? — выдохнула она, когда он нашел сосок, глубоко втянул в рот и стал сосать. — Это… это противозаконно.

— Я никогда не обращал особого внимания на глупые законы, — сообщил он, продолжая атаковать ее бедный беззащитный сосок, но Изабел не позволяла себе отдаться чудесному трепету, пока не выскажет своего мнения.

— Запрещено даже пользоваться настоящими наручниками, только такими, которые можно легко расстегнуть. — Она подавила стон. — И они по меньшей мере должны быть снабжены мягкой подкладкой! Кроме того, твой партнер должен согласиться на такую процедуру… я уже упоминала об этом?

— Вряд ли.

Он уселся на корточки, раздвинул ее колени и стал демонстративно любоваться зрелищем. Изабел поспешно облизнула губы.

— Так вот, я упоминаю сейчас. Его пальцы запутались в завитках.

— Принято к сведению.

Она сильно прикусила губу, когда он открыл ее.

— Я… я написала… ой… статью… когда работала над диссертацией.

— Понятно.

Чувственные бархатистые интонации ударили по ее нервным окончаниям. Движения его пальца ощущались как прикосновения теплого влажного пера — ласкающего, гладившего, высекавшего непроизвольную ответную реакцию.