Итальянские каникулы

Он вышел на лоджию, взял со стола бутылку виски. Мисс Фифи не дала ему выпить как следует. Впрочем… ему понравилось изводить ее. Она была так напряжена, что буквально вибрировала, как натянутая струна, и все же ее посещение каким-то непонятным образом успокоило его. Странно.

Через одну из трех арок лоджии он прошел в сад и направился вдоль подстриженных кустов к плавательному бассейну, где опустился в шезлонг. Впитывая тишину, он думал об окружавших его людях: верной команде ассистентов, бизнес-менеджеров и телохранителей, которые иногда работали с ним по требованию студии. Множество знаменитостей окружали себя помощниками и прихлебателями, потому что все время нуждались в подтверждении своей славы. Другие, как он сам, делали это, чтобы облегчить жизнь. Помощники держали ополоумевших фанатов на расстоянии, что было, конечно, кстати, но обходилось недешево. Кроме того, очень немногие смели говорить правду в глаза человеку, который платит им жалованье, а лесть еще никого не доводила до добра.

Но мисс Фифи, похоже, вовсе не думала льстить, и от этого становилось как-то легче на душе.

Он отодвинул так и не открытую бутылку виски и улегся поудобнее. Глаза медленно закрылись. Гораздо легче…

Изабел отрезала ломтик выдержанного пекорино, любимого овечьего сыра тосканцев, купленного в городе. Пока она отсчитывала деньги продавщице, та сунула ей в руку крошечный горшочек с медом.

— Мы, тосканцы, едим его с медом, — объяснила она.

Изабел было трудно представить, как можно есть острый сыр с медом, но разве она не пыталась расширить свой кругозор?

Она разложила мед и сыр на керамической тарелке, добавила к натюрморту яблоко. Все, что она съела сегодня, — несколько ягод винограда, сорванных по пути домой, три часа назад. Встреча с Гейджем лишила ее аппетита. Может, пообедав, она почувствует себя лучше?

В комоде она обнаружила с полдюжины крахмальных салфеток, вынула одну, а остальные спрятала обратно. Она уже успела распаковать чемоданы и разложить в ванной туалетные принадлежности. И хотя еще не было четырех часов дня, открыла «Кьянти классико», тоже купленное в городе. Ей объяснили, что кьянти называется классическим только в том случае, если делалось из винограда, выращенного в долине Кьянти, в нескольких милях к востоку отсюда.

Она нашла в буфете стеклянные чаши, вытерла с одной водяное пятно, наполнила вином и отнесла все в сад.

Тонкие ароматы розмарина и сладкого базилика доносились до Изабел, пока она шла к старому столу, стоявшему в тени магнолии. Две из трех садовых кошек подошли поздороваться. Изабел уселась и посмотрела на древние холмы. Вспаханные поля, казавшиеся утром серовато-коричневыми, сейчас в свете позднего солнца превратились в лиловые. Какая красота!

Завтра она начнет жить по расписанию, составленному на следующие два месяца. Ей не было необходимости сверяться со своими заметками. Она все помнила наизусть.

Подъем в 6.00.

Молитва, медитация, благодарность Господу и ежедневные заявления.

Йога или бег трусцой.

Легкий завтрак.

Утренние задания.

Работа над новой книгой.

Ленч.

Прогулка по окрестностям, рассматривание витрин или другие приятные занятия (будь импульсивной).

Редактирование написанного утром.

Ужин.

Вдохновляющее чтение и вечерние задания.

Сон: 10.00

И ПОМНИ: ДЫШАТЬ!

Она не станет волноваться насчет того, какую именно книгу собралась писать. Именно поэтому ей и потребовалось остаться тут. Чтобы разблокировать умственные и эмоциональные каналы.

Вино оказалось густым, с легким фруктовым привкусом и таяло на языке, но, откинувшись на спинку садового кресла, чтобы как следует насладиться божественным напитком, она вдруг заметила налет пыли на мраморной столешнице и, вскочив, побежала в дом за тряпкой. Протерла стол и снова села, вдыхая запахи вина и розмарина и любуясь извивающейся лентой дороги на фоне холмов. От этой красоты сжимается сердце.

…Подумать только, вчера ей не хотелось здесь оставаться!

На вершине того холма что справа она заметила нечто вроде развалин деревушки: остатки ограды и руины сторожевой башни. И уже собралась пойти за театральным биноклем, но напомнила себе, что хотела расслабиться.

Поэтому сделала глубокий очищающий вздох, снова уселась и попыталась вернуть ускользнувшее ощущение покоя и довольства.

Не получилось.

— Синьора!

Жизнерадостный голос принадлежал молодому человеку, идущему к ней через сад. Стройный, лет двадцати восьми — тридцати. Еще один итальянский красавец. Когда он подошел поближе, она отметила влажные карие глаза, шелковистые черные, собранные в хвостик волосы и длинный, изумительно вылепленный нос.