Украденная роза

Когда все наелись до отвала, Розамунда убрала еду в закрытый поставец, чтобы до сыра и ветчины не добрались крысы. Она была уверена, что Ходж за ней подсматривает, следит, как она укладывает детишек. Младшая сестренка уже спала, насосавшись, у груди Джоан, и Розамунда просто прикрыла их одеялом. Потом она подбросила дров в огонь и перемыла посуду.

– Жратва была и впрямь ничего, – вдруг нехотя пробурчал Ходж.

Розамунда от неожиданности улыбнулась. Это была первая похвала, которую она от него услышала, таким добрым он никогда еще с ней не был.

– Куры еще снесли яиц, – сказал Ходж, увидев, что Розамунда уже покончила с уборкой на ночь. – Наша мамка сегодня целый день стирала и не успела их собрать.

У Розамунды так и крутилась на языке дерзость, она чуть не сказанула подобревшему вдруг отчиму, что он мог бы и сам сходить в курятник. На улице было уже так темно, что хоть глаз выколи, и холодно. Ну да ладно, с темнотой она справится. Набросив накидку и взяв светильник с догорающим огарком, Рози пошла к двери.

– Куда свечку-то поволокла, – проворчал ей вслед Ходж.

– Ничего, очаг хорошо горит, от него много света. А я скоренько.

От резкого ветра, пахнувшего ей в лицо, у Розамунды занялось дыхание. Упрямо закусив губу, она поплотнее запахнулась и, шагнув с порога, направилась к ветхому курятнику. Куры вроде и не усаживались нынче, с чего это Ходж взял, что должны быть яйца.

Розамунда дернула разболтанную в петлях дверцу и провела светильником вдоль устланных соломой гнезд. А ведь и верно, есть три крапчатых яйца. Она проворно уложила их в корзинку и, снова распахнув дверь, сделала шаг назад – и в ужасе вскрикнула, упершись во что-то твердое. Оклемавшись от страха, она поняла, что это Ходж, его шкодливые руки. А отчим прямо захлебывался от смеха, радуясь, как ловко он сумел-таки ее заловить. Девушка рванулась прочь, но он крепко в нее вцепился.

– Чего это ты так испугалась. Это ж я.

– Оттого и испугалась. Ну-ка пусти!

– Не-е-т, ты чуток погоди, – снова захихикал он, смакуя ее страх.

Он дышал на Розамунду крепким пивным перегаром, видать, только что добавил к выпитому за ужином – для куражу.

– Пора отдавать должок, Рози. Я ж обещал, что прощу, коли ты будешь со мной ласковее. – Он прижал дряблые слюнявые губы к ее рту: к горлу, Розамунды от омерзения прихлынула желчь. Она колотила Ходжа по плечам, пихалась. Но тот крепко стоял на ногах и ни в какую не хотел ее отпускать. Тогда она попыталась его вразумить:

– Эвон холодище какой. Лучше пойдем домой.

– Говорю, погоди чуток, девонька. Ох и лют я до тебя нынче. На-тка пощупай. – Он прижал ее ладонь к набрякшему паху, и она ощутила, как от ее прикосновения его мужская оснастка затвердела еще сильнее. Желудок Розамунды свело от гадливости, и она тут же отдернула руку. А Ходжу до того уж приспичило, что он даже забыл перехватить ее ладонь, и тогда Розамунда со всей силы отпихнула его. Насильник опрокинулся навзничь. Розамунда побежала, то спотыкаясь на колдобинах, то по щиколотку проваливаясь в заросшие травой рытвины. Но сейчас она не обращала внимания на такие пустяки, только бы поскорее куда-нибудь скрыться. Она не может больше оставаться в Доме на окраине. Джоан опять до беспамятства напилась. А им с Мэри не справиться с осатаневшим отчимом.

Из темноты донесся рык ярости, опасно близкий. Розамунда погасила огарок – его неверное пламя могло ее выдать. Теперь ночь стала непроглядно темной, как никогда. За спиной все не смолкало тяжкое пыхтение. В соседних домишках сквозь затворенные ставни еще видны были полоски света, но рассчитывать на то, что кто-то из соседей выйдет, чтобы ее защитить, Розамунда не могла. Наоборот, небось, как увидят, что здесь происходит, станут распалять Ходжа да подзадоривать, чтобы укротил своенравную падчерицу.

У Розамунды вдруг резко закололо в боку, пришлось остановиться. Тут рядом с дорогой сад Гуди Кларка – больше ей спрятаться негде. Вскарабкавшись на каменную ограду, она соскользнула вниз и метнулась к деревьям. Яблоневый сад тянулся до самой Поунтфрактской дороги. И лишь сейчас Розамунда вспомнила про огромного мастиффа, которого Кларк завел, чтобы никому неповадно было отрясать его яблони. По счастью, нынче декабрь, и охранять вроде как нечего. Может, ей повезет и пес спит себе в теплой будке, холод-то ведь не тетка. Розамунда легла на землю, прижавшись к комлю самой толстой яблони, одна ветвь которой свисала совсем низко. Ой лишенько, среди голых деревьев не очень-то и спрячешься… Оставалось только надеяться, что, глянув на ровные рядки деревьев, Ходж спьяну не сообразит, что она схоронилась за стволом. Она услыхала, что он лезет через ограду. Вот уже, спотыкаясь, побрел в глубь сада… Розамунда боялась вздохнуть.