Украденная роза

Генри с облегчением вздохнул и, махнув им рукой, сказал:

– Можете идти. Я и моя досточтимая супруга более в ваших услугах не нуждаемся. Про вино не забыли? – Он взглянул на сундучок у изголовья и успокоился: там стоял накрытый салфеткой серебряный поднос с яствами, коими в случае нужды следовало укрепить силу. – Все свободны.

Слуги, низко кланяясь, попятились к дверям и тихонько вышли. Раздался стук захлопнутой двери, и в комнате повисло тяжкое безмолвие. У Розамунды до того гадко было на душе, что она не могла удержать слез. Напрасно она старалась не выдать себя, судорожно их сглатывая. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Генри встал и снова надел свой халат, сунул ноги в меховые туфли и пошел налить себе вина. – Ради Бога, прекрати рыдать, – обернулся он к ней.

Она с отрешенным видом облизывала соленые губы, чувствуя, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы взять себя в руки. Все ее мечты были разбиты.

– Почему ты никак не прекратишь реветь? – надменно спросил он.

– А почему ты не прекратишь сердиться на меня? – с трудом выдавила Розамунда.

Он вспыхнул и снова резко отвернулся.

– А то ты не знаешь, глупая девчонка, – прорычал он и стал метаться по комнате.

– Не знаю, потому и спросила, – помаленьку смелея, сказала Розамунда. И впрямь, чего ей зря слезы точить, коли ничего уж не исправить. Снявши голову, по волосам не плачут. Она решилась во всем признаться, но, помедлив, молча откинулась на подушки.

– Выпей. – Генри протянул ей кубок и присел на край постели, на сдвинутое бархатное покрывало. Он долго смотрел на весело пляшущий в очаге огонь и наконец произнес: – Есть много такого, что я просто бессилен объяснить… даже самому себе. Твоя вчерашняя проделка могла обернуться непоправимой бедой. Благодарение Господу, что тебя никто не узнал. И я рад, что мне удалось внушить леди Теплтон, будто это какой-то пьяный болван запер ее в отхожем месте. А чтобы она успокоилась, пришлось даже допустить ее на церемонию венчания.

– Так, значит, это из-за нее? – спросила Розамунда, не веря своим ушам и чувствуя, как с сердца спадает тяжесть.

– Не только, – он глотнул вина, продолжая смотреть на огонь. На свою жену он смотреть боялся, потому что солнечные лучи погасли, а в сгущающемся мраке Розамунда слишком походила на вчерашнюю чаровницу. А он не желал о ней вспоминать.

Вдруг вскочив, Генри снова принялся метаться по комнате.

– А что сделал бы с тобой отец, узнай он о шалостях своей дочки? А что бы сказал епископ? И весьма знатные влиятельные вельможи, каковых было не менее полдюжины? Дворянин не должен совращать собственную жену. Такого никто и никогда не позволял себе.

– Ты же позволил.

– Увы, к вечному моему стыду. Но ты забыла, что я был уверен, что со мной другая женщина.

– Мне показалось, я тогда очень тебе угодила. Он собрался было возразить, но природная честность сковала ему язык.

– Это не так уж важно, Розамунда. Я ни за что так с тобой не обошелся бы, ежели б знал, что ты никакая не Джейн.

Розамунда с радостью поняла, что в нем просто говорит оскорбленное мужское достоинство.

– Мне все равно, как ты будешь называть меня. Ах, Генри, не кори себя да не стыди. Мне было так хорошо вчера! Ты сделал меня такой счастливой! И теперь, когда мы женаты, что ж в этом дурного? Ты ведь мой муж.

– Да я уж полгода числюсь твоим мужем, – сказал он, отметая ее слова, – не в этом дело.

Розамунда удивленно на него посмотрела. Она ведать не ведала, что они так давно женаты – точнее сказать, помолвлены, – задолго до того, когда та Розамунда приехала в Англию. Венчание в церкви лишь окончательно закрепило их узы.

– А в чем?

– Пойми, Розамунда. Я ничего не имею против тебя, будь я проклят. Ты прекрасна – я не ждал от судьбы такого подарка. Я и помыслить не мог, что ты окажешься такой привлекательной и… соблазнительной. О дьявол, что я такое болтаю! Ты моя жена. И твой долг – рожать мне сыновей, чтобы было кому передать мои владения и титул. И более от тебя ничего не требуется. Нас связывает супружеский долг – и только. И ты не могла не понимать, что ни о какой любви не может быть и речи… В последний раз я видел тебя еще совсем девочкой. Мы с твоим отцом заключили договор.

– Понимаю. Ну и что? Заключили – и ладно. Генри с досадой стиснул кулак:

– Ну что ты заладила свое, упрямица, и даже не пытаешься понять, о чем я веду речь?

– Я пытаюсь, только речи твои темны для меня.