— Маргарет… — повторила миссис Дэшвуд, бросив тревожный взгляд на Марианну, которую ей вовсе не хотелось беспокоить дурными новостями. — Маргарет осталась на острове.
Когда Элинор попыталась добиться от матери объяснений этому уклончивому ответу, та лишь хмуро покачала головой, и Элинор рассудила, что будет лучше прекратить расспросы.
У миссис Дэшвуд была и другая причина для радости, о которой не догадывалась Элинор. Но стоило им остаться наедине, как мать все ей рассказала:
— Наконец-то мы одни. Милая Элинор, ты и не знаешь, как я счастлива. Полковник Брендон влюблен в Марианну. Он сам мне все рассказал.
Ее дочь, одновременно и довольная, и огорченная, и удивленная, и нет, безмолвно внимала.
— Ты ничуть на меня не похожа, душенька, поэтому я не удивляюсь твоему спокойствию. Если бы мне вздумалось пожелать моей семье наивысшего блага, я пожелала бы, чтобы полковник Брендон женился на одной из вас. Думаю, из вас двоих Марианна будет больше с ним счастлива. Если, конечно, сумеет притерпеться к щупальцам, которыми заросло его лицо.
Элинор с улыбкой пропустила это мимо ушей.
— Вчера, когда мы остановились отдохнуть на скользком утесе на полпути от Погибели, он раскрыл мне свое сердце. Признание вырвалось у него невольно, без умысла. Я, конечно, могла говорить только о своей дочери, и он не сумел скрыть волнение, ничуть не уступавшее моему. Когда я это заметила, он поведал мне о своей нежной, чистой, верной привязанности к Марианне. Милая моя Элинор, он полюбил ее с первого взгляда!
Элинор заметила в речи матери интонации не полковника Брендона, но ее собственного живого воображения, которое привычно рисовало все в тех красках, в каких ей было угодно.
— Его любовь, несравненно более пылкая, искренняя и верная — уж в этом нет никаких сомнений! — чем все, что чувствовал или изображал Уиллоби, перетерпела даже злополучное увлечение Марианны этим проходимцем! И какая самоотверженность! Когда у него не было ни малейшей надежды! Вот что я скажу: его сердце столь же прекрасно, сколь уродливо его лицо! В нем нельзя обмануться!
— За полковником Брендоном давно закрепилась репутация замечательного человека.
— Я знаю, — серьезно ответила ей мать. — Как он приплыл за мной, показав себя таким внимательным другом, как он без колебаний надел себе на спину седло, чтобы мне было удобнее ехать, — нужны ли еще доказательства того, что он достойнейший из людей?
— Что вы ему ответили? Подали ли вы ему надежду?
— Ах! Душенька моя, о надежде я тогда не могла говорить ни с ним, ни даже с собой. Ведь Марианна, быть может, умирала в тот самый миг! Но он не просил ни надежды, ни поощрения. Он доверился мне невольно, ища у меня дружеского утешения, а не родительского согласия. К тому же поначалу я не нашла слов, так растерялась, но через некоторое время все-таки сказала, что если Марианна выживет, во что мне хотелось верить, поспособствовать их браку будет для меня величайшим счастьем. А после нашего прибытия, когда ты встретила нас такой радостной вестью, я повторила ему это еще раз и подробнее и поощрила его, насколько было в моих силах.
— Если судить по настрою полковника, вам не удалось сделать его равно счастливым.
— Да, не удалось. Он считает, что чувства Марианны слишком глубоки, чтобы перемениться, и даже если ее сердце вновь станет свободным, он чересчур суров к себе, не способен поверить, будто она когда-нибудь обратит на него внимание, с такой-то разницей в возрасте, во взглядах и… конечно, нельзя забывать и об извивающихся… ты понимаешь. Спору нет, он не так красив, как Уиллоби, но в то же время в его манерах есть что-то гораздо более приятное. Как ты помнишь, в глазах Уиллоби то и дело мелькало нечто такое, что очень мне не нравилось.
Элинор ничего подобного не помнила, но ее мать продолжала, не дожидаясь ответа:
— Я ничуть не сомневаюсь, что, окажись Уиллоби честным человеком, Марианна никогда не смогла бы стать с ним такой счастливой, какой она будет с полковником Брендоном.
Элинор удалилась обдумать все наедине с собой. Улыбнувшись украдкой, она провела пальцем по осьминожьему манку, который так до сих пор и лежал у нее в кармане. Желая полковнику удачи, она все же не могла удержаться от жалости к Уиллоби.
Болезнь Марианны, хоть и была изнурительной и протекала тяжело, длилась недостаточно долго, чтобы замедлить выздоровление, а юность, крепкое от природы здоровье и заботы матери до того ускорили его, что через четыре дня Марианна смогла спуститься в гостиную миссис Палмер. Ей не терпелось излить свою благодарность полковнику Брендону за то, что он доставил к ней матушку, за то, что привез ее так быстро и плыл так уверенно, за то, что обезглавил пирата Страшную Бороду, — словом, он получил приглашение нанести ей визит.