Разум и чувства и гады морские

Эти неприятные мысли прервало внезапное появление Люси Стил. Она единственная из всех выживших имела довольный вид — все-таки гибель Станции никак не повлияла на ее недавно улучшившиеся матримониальные перспективы. Во всяком случае, в ее счастье и добром расположении духа сомнений быть не могло: она горячо согласилась с миссис Дженнингс, что очень скоро они замечательно устроятся в Дела-форде, и открыто заявила, что ни сейчас, ни в будущем не удивится никакому дальнейшему содействию со стороны Элинор, поскольку уверена, что та способна на все, лишь бы услужить тем, кем действительно дорожит.

— Да-да, — ответила Элинор, которую в настоящий момент меньше всего интересовала эта тема.

— Девять! Девять минут до отправления!..

Что до полковника Брендона, его Люси была готова не только почитать за святого, но совершенно искренне желала, чтобы и весь суетный мир обращался с ним как с таковым, и почти даже решила, что в Дела-форде не станет сверх необходимого полагаться на его слуг, карету, коровник и птичник.

— Да-да, — кивала миссис Дженнингс, — еще бы.

Обнаружив, что собеседницы пребывают в гораздо меньшем восторге от ее планов на счастливое будущее, Люси отправилась искать сестру, которую в последний раз видела, когда та пыталась надуть свой всплывательный костюм. Радость Элинор от ее ухода продлилась до тех пор, пока не появился Джон Дэшвуд, чье содействие станционной научной лаборатории сослужило ему прекрасную службу во время катастрофы, поскольку перепонки между пальцами и жабры-легкие сделали его отменным пловцом.

— Восемь!.. Восемь минут…

— Я очень рад, что застал тебя одну, — обратился он к Элинор, — я как раз хотел с тобой поговорить.

— О нас не стоит волноваться, мы с Марианной обе спаслись. Маргарет и матушка, как известно, обе в безопасности на Погибели, и их это ужасное событие миновало.

Тут она немедленно припомнила тревожные новости о Маргарет, которые матушка сообщила в последнем письме, и рука ее невольно потянулась к вырванной странице из Библии со зловещей цитатой, все еще заткнутой за корсаж и чудом (или, напротив, это было дурное предзнаменование?) пережившей потоп.

— Ах да, да, конечно, — рассеянно кивнул мистер Дэшвуд. Как всегда, финансовые вопросы волновали его куда больше, чем все прочие, даже если среди прочих оказывалось уничтожение первого города Британии армией беспощадных рыб. — Я слышал про маяк полковника Брендона — может ли такое быть? Неужели он и правда предложил его Эдварду? Я как раз направлялся к вам, чтобы разузнать, когда все это случилось.

— Да, это чистая правда. Полковник Брендон обещал предоставить Эдварду делафордский маяк.

— Ну и ну! Удивительно! Они даже не в родстве! И едва знакомы! И это в нынешнее время, когда маяки в такой цене! Какой с него доход?

— Около двух сотен в год.

— Невероятно! Что могло побудить полковника к такому поступку?

— Ничего особенного, лишь желание удружить мистеру Феррарсу.

— Ну-ну… Чем бы полковник Брендон ни руководствовался, Эдвард может считать себя счастливчиком. Однако не советую упоминать о маяке при Фанни; хотя я ей все и сообщил и она прекрасно держится после такого удара, разговаривать об этом ей вряд ли понравится. Конечно, если она сегодня выжила. Вы не встретились? Нет? Ну да бог с ней.

— Семь!.. Пожалуйста, соберите свои вещи, если таковые у вас еще имеются.

— Миссис Феррарс, — мистер Дэшвуд понизил голос, чтобы его не услышал паромщик в белом халате, считавший минуты до отбытия, — ничего не знает, и, полагаю, лучше всего будет скрывать от нее этот поворот событий как можно дольше. Когда они поженятся, полагаю, все так или иначе раскроется.

— Боже мой! — удивилась Элинор. — Неужели такая престарелая дама пережила подобное бедствие?

— Никаких сомнений, — ответил он. — Я видел ее собственными глазами: она плыла с такой скоростью, какой и не ожидаешь от человека в ее возрасте.

Элинор задумалась, зачем той, кому столь явственно неприятны все стороны жизни, с таким упорством бороться со смертью.

— Нет никакого сомнения, Элинор, — продолжал Джон, — что когда злополучная свадьба Эдварда состоится, его мать это ранит столь же сильно, как если бы она от него и не отрекалась, поэтому необходимо со всем тщанием скрывать от нее любые обстоятельства, могущие приблизить это событие. Миссис Феррарс никогда не забудет, что Эдвард ее сын.