Обманутый ангел

— Я пойду сам. Отпусти ее, — заявил Джек спокойно и отчетливо, отказавшись от сопротивления.

Вампир затянул узлы так, что у Джека на запястьях выступила кровь. Как только Джек был связан, вампир прошептал над пламенем несколько слов, и огонь погас; факел теперь походил на серый кусок угля. Вампир проворно сунул его в задний карман.

Геди встревоженно взглянул на вампира-ренегата, но стоило ему понять, что тот не собирается с ним ссориться, как лицо его снова застыло и он приготовился к исполнению мерзкой задачи.

Мари Елену убьют.

Джека заберут.

Шайлер ничего не могла с этим поделать — она могла только кричать мысленно.

У нее было слишком мало времени, чтобы сделать что-либо в реальном мире, где на нее напали и ее схватили. Потому Шайлер обратилась внутрь, в собственную душу и в глом. В этой внутренней вселенной время существовало иначе.

Шайлер открыла глаза в тумане сумеречного мира и почувствовала тяжкие объятия удерживавшего ее темного заклятия. В гломе оно проявлялось как оплетающие ее змеиные кольца. Шайлер чувствовала прикосновение влажной чешуи по всему телу, и кольца эти сжимались все сильнее. Они были повсюду — стягивали талию, обвивались вокруг ног, скользили по пальцам. Шайлер почувствовала исходящее от них зловоние тины и содрогнулась, услышав издаваемый змеями скрежещущий звук.

Заклинание стазиса действовало как часть принуждения, разновидности контроля над разумом — оно заставляло жертву верить, что та находится в ловушке, и потому овладеть этим фактором было чуть ли не труднее всего. Надо было перестать верить в то, что находилось прямо перед тобою.

Шайлер сосредоточилась на змее, располагавшейся ближе всего к ее голове. Она чувствовала холодное тело рептилии, обвившееся вокруг ее плеч. Шайлер повернула голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Это оказалась наводящая страх королевская кобра; она уже вздыбилась и раздула клобук, готовясь напасть. Змея обнажила клыки и зашипела.

Но прежде чем она успела ударить, Шайлер преодолела отвращение, ухватила кобру за хвост и одним плавным движением сорвала змею с себя и растоптала ей голову.

В мгновение ока она вновь очутилась в реальном мире, в пещере, и в руках у нее был меч ее матери.

— Стоять! — скомандовала Шайлер звенящим от ярости голосом.

Священник поспешил вонзить нож в горло девушки, но, прежде чем лезвие вспороло кожу, Шайлер отбила его, и нож зазвенел на камнях. Мари Елена упала наземь, и Геди с нею, сбитый принуждением сдаться.

Джеку только этого и требовалось. Он неистово взревел, разорвал веревку и преобразился в ужасающего Ангела разрушения; за спиной его развернулись великолепные черные крылья, витые рога увенчались алмазными остриями, а глаза вспыхнули леденящим кровь красным светом. Он схватил дрожащего охотника за головами и сжал когти.

— Джек, не надо! Не убивай его! — крикнула Шайлер.

«Пусть здесь сегодня не прольется кровь».

— Послушай девушку... — прохрипел охотник.

Шайлер нежно коснулась оперения крыльев Аббадона и почувствовала кроющуюся под этой шелковистой оболочкой мощь. Некогда она испугалась, увидев Джека в этом облике, но теперь, узрев его устрашающий истинный лик, сочла его прекрасным.

Он повернулся к ней. В облике Аббадона он одновременно был ни капли не похож на Джека и был им еще явственнее.

«Он хотел причинить тебе вред».

«Пожалуйста, любимый».

И на месте Аббадона вновь возник Джек, раскрасневшийся и такой красивый. Он рывком вздернул охотника на ноги.

— Убирайся. Передай моей сестре, что ее прихвостень потерпел неудачу. Передай, что никто и ничто не вернет меня обратно.

Охотнику за головами этого хватило с лихвой. Никто и глазом не успел моргнуть, как он исчез. Шайлер рухнула в объятия Джека, и они приникли друг к другу.

«Я думала, что вот-вот потеряю тебя», — мысленно сказала она.

«Никогда. Мы никогда не расстанемся». Джек опустил голову ей на плечо, а Шайлер — ему на грудь; она слышала размеренные удары его сердца, и их сердца бились рядом.

«Никогда».

Поутру Томи вернулась к своей работе в мастерской. Мастер должен был вернуться только завтра, но еще очень многое предстояло сделать. Девушка поздоровалась с другими подмастерьями и уселась на свое место в дальней части комнаты, где и принялась вырезать рельеф для восточных дверей баптистерия. Работа была кропотливой и трудоемкой, но Томи наслаждалась ею, находя великолепие и красоту в мелких деталях. Вскоре она погрузилась в свои мысли; руки девушки скользили по мрамору, а разум сосредоточился на событиях месячной давности.