Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Да что! Требования автономии разносятся как эпидемия! Мы уже слышим о них каждый день и отовсюду. Местной автономии требуют эстонцы, иркутские и забайкальские буряты, молдаване, латыши, грузины, литовцы, крымские татары, хивинцы, бухарцы. Только, кажется, армяне единодушно решили не выступать с национальными лозунгами. Чечены в Грозном готовят съезд вместе с казаками, – что там объявят? Казанские татары настаивают: создавать отдельные мусульманские полки. В Астрахани образовался центральный калмыцкий комитет. Создан Туркестанский комитет и – Закавказский (в тылу фронта, не спросись, Ставка и правительство узнали из газет). И все сразу – на расширение. Литовцы обозначили свои губернии с избытком против поляков. Зайсанские киргизы хотят удалять русских из степей, отбирать землю у переселенцев. Грузинские национал-демократы требуют удалять из Грузии всех пришельцев. Белорусы требуют – отдельного учредительного собрания, краевой сейм, краевой бюджет, в Петроград прислали делегацию вручать правительству свои постановления. Но, пожалуй, более всего потрясло Милюкова, что и в Иркутске уже выработали готовую сибирскую конституцию: мол, сибиряки – это отдельный культурный тип, уклад их отличен от русских, экономически они в противоречии с Россией, эксплуатирующей их богатства и территорию, закрыть переселение в Сибирь, объявить автономной областью со своим законодательством, создать свою исполнительную власть, ответственную перед своей думой. Оставить русскому правительству только войну-мир-договоры, монету-почту-телеграф.

Ничего подобного не предвидели от падения самодержавия лучшие умы Освободительного движения, и Милюков среди них – тоже.

Однако – тактичность и выдержка. Нельзя ни печатно, ни публично выразить своё негодование: такое время, что будет принято как зажим свободы.

Своим высоко развитым государственным сознанием Милюков понимал, что сейчас этот процесс развала может остановить только победа России в войне. А потому верность союзникам была сейчас не только долгом чести для России, но расчётом государственного спасения.

Неожиданно и невидимо – мантия имперского наследия тяжело осенила плечи либерального профессора Милюкова.

Но ничего этого не понимали – ни члены правительства, ни тем более в Исполнительном Комитете, ни тем более оголтелые приехавшие западные социалисты. И от Милюкова требовали и ждали: ноту! ноту! ноту союзникам о задачах войны! Мол декларация 27 марта – это документ внутреннего употребления, а надо посылать ноту. И услужливая „семёрка” министров уже пообещала Исполкому такую ноту. И теперь на кабинетских заседаниях сгущалось давление.

Motu proprio – Милюков такую ноту ни за что бы не посылал. Но вот видно: не уклониться.

Но – какую же ноту? Павла Николаевича и без того жгли чрезмерные уступки и в той декларации. Хотя, по совести признать, он развил там освободительную идеологию войны, действительно тождественную с идеологией российской революции, – но в государственном смысле уже недопустимо соскользнул.

Однако ещё никто легко не клал Милюкова на лопатки, крепость стояния у него была выше сравнений. Писать теперь принципиально новую ноту – он отказался. Самое большее – это послать союзникам ту декларацию 27 марта (до сих пор они не обязаны были её знать),- ну, и с нотой сопроводительной. Но даже и такую ноту – без каузального основания не пошлёшь. Ну, можно придумать такой повод (для целей Милюкова удобный): вот, распространились слухи, что Россия готова заключить сепаратный мир, так мы вот…

Министры согласились.

Но предстояло и их на этой ноте провести, не говоря уже о советских. А союзников, напротив, заверить в нашей твёрдости, гарантировать войну до полной победы.

Итак, начать с опровержения сепаратного мира. Ничего, конечно, подобного. Рассылаемое при сём воззвание 27 марта ясно показывает, что взгляд Временного правительства вполне соответствует тем высоким идеям, которые постоянно высказывались выдающимися деятелями союзных стран, и особенно ярко – президентом Великой Заатлантической республики.

Для союзников-то – очень ясно: наш взгляд не отличается от вашего. Но – слишком ясно и для Совета. Нет, тут надо уравновесить демократическими лозунгами: освободительный характер войны… мирное сожительство народов… Это – всем приятно и никому не мешает.