Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Поодаль, на Троицкой площади, начали сколачивать трибуну, слух, что будет выступать Алексинский и ещё кто-то из смердящих социал-патриотов. Но скомандовали нашим не ломать, да и те не появились.

Был и слух, что Корнилов послал сюда тысячу гренадеров на усмирение. Но – не пришли.

Ещё ж эта гнусная провокация на телефонной станции вчера: будто сами барышни отсоединили телефоны Кшесинской, подлый мещанский способ травли, и прервали всю нашу связь, оставили без связи в самый опасный момент! И так – всю ночь, немота телефонов, осада! Но Ленин приказал не реагировать, подождать, разрядятся события.

Опасно критической могла быть ночь – и Ленин не спя (а голова – болит, болит, порошки не помогают), ходя, ходя и строя планы, зарекался: никогда больше не повторить такого вчерашнего мальчишеского промаха, авантюристов останавливать вовремя. Но прошла и ночь спокойно. Наши построили активную оборону: вооружённые рабочие патрули стояли в разных местах, и ходили по площади, по Каменноостровскому, и убеждали собиравшиеся там группы расходиться.

А манёвр формировался в голове такой: сегодня, 22-го апреля, с утра, независимо от мер правительства, Корнилова, шагов Совета и ожидаемого воя прессы – утром же поскорее разослать во все редакции нашу новую, третью резолюцию ЦК, этим парализовать нашу вчерашнюю вторую (она в сегодняшней „Правде”, скандал!) – и так перехватить развитие всех страстей. В кризисе играют получасы, а иногда и минуты. Изменения ситуации надо соображать стремительно, и незаметно успевать переступить или повернуть фронт. И так, с утра же, показав одному Зиновьеву, не дождавшись других, поспешил разослать гонцами в газеты новую – третью – резолюцию ЦК (помеченную: 22-го утром ), хотя напечатают её только завтра. Но пусть все знают сегодня.

Вот. Безусловно соблюдаем постановление ИК о двухдневном запрете митингов! (Соотношение сил с буржуазной массой сейчас таково, что нам это выгодно.) Лозунг „долой Временное правительство” потому не верен сейчас, что без прочного большинства народа на стороне революционного пролетариата он или фраза или объективно сводится к попыткам авантюристического характера. (В порядке отмежевания так и назовём.)

Не произошло тут эксцессов и с утра. У памятника „Стерегущему” собралась было толпа человек двести, думали – идут сюда громить (а обыватели думали – это ленинцы собираются), – оказалось же: даёт представление какой-то китаец.

Подходили к особняку любопытствующие, сами напуганные, – но инцидентов не произошло. И распорядился Ленин: с балкона сегодня речей не говорить.

Теперь, убедясь, что разрядилось, – послали на телефонную станцию Богдатьева и ещё двоих, устроить скандальчик. Богдатьев умеет держаться. Предъявили им там удостоверение от ЦК и грозно потребовали назвать телефонисток, примем решительные меры против таких забастовок. Управляющий телефонной станцией сразу струхнул: администрация ничего не знает, это собственный почин телефонисток. – Назовите виновных! – Сейчас выяснить невозможно, ознакомьтесь с техникой их работы. Пошли наши в аппаратную – эти шлюхи подняли шум и свист: „Вон отсюда! Долой ленинцев! Гнать их в шею!” И вдруг, провокаторски кем-то вызванный, на телефонную станцию прибыл наряд в 50 солдат, а их офицер: „Кого тут арестовать?” И хотели арестовать группу Богдатьева, нахальство! Но начальник станции заверил, что никого не надо, уладят сами. Солдаты ушли, Богдатьев пошёл в городскую управу и те нахлобучили телефонисток: исполнять служебные обязанности без политических предубеждений!

Принесли все утренние газеты. И они ясно показали, что правительство ничего предпринять не в состоянии. Вся буржуазная пресса, конечно, струсила: никто не посмел обвинить в стрельбе – ленинцев, все возмущались, кричали, но неизвестно против кого. (Понимают, что и их сотрудникам можно морду набить. Да перестанут наборщики их набирать.) И Корнилов, вчера остановленный Советом, поджал хвост.

А „Рабочая газета”, а „Дело народа” (при умелости их тоже можно использовать) проявили очень положительный гнев, но всё – против правительства и против кадетов, всколыхнувших погромные настроения. Меньшевицкий ОК опубликовал постановление о кризисе – большевиков тем более не назвал. И „Известия” напечатали аршинно, сами себя пугая: „Провокаторские выстрелы” – но благоразумно не выставляя обвинений никому конкретно: „Будет тщательно расследоваться при участии ИК”.