Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

И пожаловаться хочется – и никак нельзя. Но скажем: всё это

угрожает привести страну к распаду внутри и к поражению на фронте.

Не слишком согласуется с добрыми словами, которые до сих пор сеяли министры во всех выступлениях, – но когда-то и набраться коллективной смелости промолвить это.

Уже много написано (после исправлений особенно стало длинно), не в одно дыхание граждане и прочтут, – а теперь бы кратко да ясно: какой же выход для России? что же делать? Но не переродиться и для этих строк, уж какие удались:

Временное правительство призывает всех и каждого к укреплению государственной власти. Пусть все поддержат её повиновением и содействием.

(И эти фразы тоже намного длинней, полны околичностей.) А правительство что? А

правительство с особенной настойчивостью возобновит усилия к расширению его состава… привлечением тех активных творческих сил страны…

Возобновит, а не начнёт, – это князь Львов предложил, это очень тонко выражено, это значит: мы и прежде приглашали советских, да они не идут.

Цензовое правительство просило социалистов о помощи.

А больше, – а больше, как рыба на суше глотая воздух, не могли они вымолвить стране ничего.

Много слабых обращений эти министры выработали за два месяца – но сегодняшнее духовное завещание оказалось ещё слабей.

И теперь абзац одних призывов:

Граждане России – без вас правительство бессильно. Помните: власть создаётся вашим свободным повиновением. Сплотитесь вокруг…

И кто из граждан попонятливей, должен был так осмыслить, что это правительство управлять страною далее не берётся.

Двоевластие?… Разновластие?… Безвластие?…

Зато теперь это Обращение князь Георгий Евгеньевич официально перешлёт Николаю Семёновичу Чхеидзе с настойчиво вежливым приглашением социалистов в правительство.

_________________________

Но заседания этих дней не одним Обращением были заняты. Нет, власть принимала решения по всем срочным вопросам. Писали – „текущие неотложные нужды”, надо же их решать.

Военному министру создать комиссию заинтересованных ведомств и разработать план предстоящей эвакуации петроградских заводов.

Без оглашения сохранить дореволюционный порядок финансирования морской разведки за границей.

Назначить комиссаров Временного правительства на фронты.

Отправить в Соединённые Штаты чрезвычайную миссию для выражения признательности за их почин в деле официального признания установленного в России демократического строя.

Издать Воззвание о производстве предметов широкого потребления. (И учредить комиссию для выяснения условий снабжения населения, когда такие предметы удастся выработать.)

Удвоить плату свирским судовладельцам в 1917 году за доставку дров в Петроград.

Признать, по докладу Юридического Совещания, что двуглавый орёл не связан ни с династией Романовых, ни с определённым государственным строем, и с удалением из него эмблем монархического характера может быть принят как герб российского государства. Так же и бело-сине-красный флаг не имеет династических признаков и может употребляться до Учредительного Собрания.

Ассигновать 2 миллиона 100 тысяч рублей к имеющемуся полумиллиону для возвращения революционных эмигрантов (только в Париже их – 3000). Оплатить все расходы пути, а также пособия их семьям, остающимся за границей.

Бывших жандармских и полицейских полковников посылать в армию в сниженных чинах.

Предложить петроградскому городскому голове удовлетворить ходатайство французского посла: дать право французским гражданам в Петрограде приобретать для своего личного употребления столовое виноградное вино.

Прекратить дело по обвинению бывшего дворянина Бронислава Бачинского, собиравшего в 1914 году тайные сведения касательно военной безопасности России и дававшего о том письменные отчёты кампании Зингер в Москве.

Полностью помиловать штабс-капитана Сенькина, растратившего казённые деньги.

*****

РАД БЫ ЗАПЛАКАЛ, ДА СМЕХ ОДОЛЕЛ

*****

106

За эти семь революционных недель, пережитых Каменкой, только одна была спокойная – пасхальная: сошёлся и великий праздник, и разлив, – над полями то забористое солнце, то тёплые туманы, снег быстро сходил, низины заливало, прерывая дороги, отрезало от Каменки весь мир вместе с революцией, – а тут тихо, тепло, празднично, и жаворонков слышно. Но не успели ещё стянуться, усохнуть все озерки, ещё воронки и ямины на дорогах, а поля непролазные чёрно-мягко-бархатные, с последними полосками снега, – опять стали наезжать агитаторы, городские посланцы с красными бантами, задолго назвенивая колокольцами по верхней сампурской дороге. Вернулся и Скобенников из Тамбова с полным тарантасом брошюр, велел Юлии Аникеевне раздавать крестьянам и разъяснять, она же невольно теперь слушалась его как старшего, чего не было раньше, по школьному делу она превосходствовала прежде над ним. Скобенников теперь совсем учить детей перестал, только распоряжался комитетскими делами, да всё приезжал-уезжал, метался по другим сёлам. Сильно упала и прилежность детей, приходили хуже, и Юлия Аникеевна тоже сокращала уроки. Да с одними брошюрами и политическим просвещением было дел по горло, а ещё велено было ей и двум женщинам из больницы по очереди дежурить при волостном комитете и разбираться с их бумагами.