Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

И — заседало правительство тут, а там — огромные золочёные рамы составляли пустыми в коридорах, а портреты уносили прочь.

Тут — второй день оспаривали и шлифовали ответное заявление правительства по поводу самовольного выхода Гучкова. Многое уже смягчили. Керенский бы не стал смягчать, но это — уже и не принципиально, всё время у всех — не тот масштаб. Правительство напоминало населению, что его Обращение 26 апреля, — государство в опасности и напрячь все живые силы страны, — было принято в полном согласии с Гучковым. Но не ожидая разрешения поставленных там вопросов, Гучков через три дня признал для себя возможным единоличный выход из правительства — и сложил с себя ответственность за судьбы России. Однако Временное правительство, по долгу совести, не считает себя вправе сложить бремя власти и остаётся на своём посту. Оно верит, что с привлечением к ответственной государственной работе новых представителей демократии — восстановится единство и полнота власти.

Вот именно. Министры — ничего не могли решить. (Да все — калеки, кроме Терещенки и Некрасова.) Из Москвы вернулся Мануйлов — ничем не помог. К восьми вечера ожидали Милюкова и Шингарёва из Ставки.

Ключ к проблеме ложился всё равно в руки Керенского. Оставил их заседать — и помчался к началу заседания ИК. Товарищ председателя Совета, два месяца Керенский игнорировал Исполком, если появлялся в Таврическом — то миновал их комнаты. А теперь вот — прямо к ним, со всем эффектом и всем весом.

С большим рыжим кожаным портфелем (серебряная накладка с гравированной дарственной надписью). Ни в прямом, ни в переносном смысле у членов ИК не было сравнимого портфеля. И Керенский положил его на стол как неопровержимый аргумент. И нервно щёлкал замками во время своего доклада.

Он — именно доклад сделал им, и обстоятельный. Что и сколько помнил (не готовился) о делах военных, морских, продовольственных, финансовых, промышленных, транспортных. Наш государственный долг — 40 миллиардов, одних процентов в год мы должны платить 2 с половиной миллиарда. Всё дальше падает наш рубль в Финляндии, и уже стал падать в Дании. Надо решаться на обложение военной прибыли, сверхприбылей, — а ИК отказал Терещенке в присылке своих сотрудников в комитет по реформам. Подписка на заём, несмотря на всю шумиху, дала очень скромные результаты. Да возможно придётся эвакуировать петроградские заводы на Юг. Сырья и топлива настолько остро не хватает — нет другого выхода как государственное вмешательство в частные торгово-промышленные отношения. Нужен государственный контроль, какого до сих пор не бывало. Уже объявили кожевенную монополию, угольную. Растут конфликты в промышленности — необходимо министерство труда. Из-за роста заработной платы — на миллиарды удорожается производство. Расстраиваются и водные пути от конфликтов о рабочем дне, о расценках. О солдатском самоуправстве на железных дорогах — вы знаете все. Железнодорожные тарифы приходится повысить на 200%. Обещанных американских паровозов мы в этом году на рельсы не поставим.

Да всё они знали — о недорубе лесов, о недосеве полей, непривозе деревней хлеба, пустых продовольственных складах. А — захваты земель? А какая чехарда в местной администрации — если только ещё начать о ведомстве внутренних дел? У правительственных комиссаров — самое неопределённое положение. Везде — самовольства, самосуды.

(Он — пугал их, но не пугался сам нисколько. Он знал, что теперь — всё преодолимо, только надо вызвать энтузиазм масс, только надо уметь обратиться к народу. А в чём-то проявить, наконец, и твёрдость.)

Да он знал, что убеждать-то ему надо почти только меньшевиков, потому — экономикой. А свои трудовики — давно убеждены, и эсеры всё более. А большевиков — и пустое убеждать.

Правительство — уже не работает, оно только обсуждает своё положение. Гучков ушёл как с гибнущего корабля. На очереди — уход других министров, может быть Милюкова и Шингарёва. Возможен уход Главнокомандующих, это паралич армии. Тогда, очевидно, придётся уйти и мне. (Кажется, уже достаточно прорисовалось, что военное министерство больше некому передавать.)

— В такое время, товарищи, не стоит заниматься партийными счётами и разногласиями. Сейчас не о платформах надо говорить, а спасать Россию. Единственное спасение — реорганизация правительства. Мы с вами должны добиться единства революционной власти. Эта обязанность выпадает на демократию. И демократия не вправе уклониться.