Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Затем: а какие у нас социалисты? Почти сплошь дефетисты. Как же можем мы войти с ними в коалицию? Если два месяца они считали себя неподготовленными к восприятию власти и вдруг в двое суток, между 28 апреля и 1 мая, изменили убеждения? — почему с той же быстротой и готовностью Должны отозваться и мы?

Да много, много ещё мог бы сказать Павел Николаевич, если б ему дали другой час, и третий. (А всё равно, во весь рост проблемы — не скажешь, не подготовлены.) И о тех же проливах он мог бы прояснить не столько. И из тактичности он не хотел тут выставить самого прямолинейного довода: что есть же формальное решение мартовского партийного съезда: в случае вынужденной отставки одного из кадетских министров — выходят в отставку и все остальные. Да этого и представить иначе нельзя. (Но пусть об этом напомнят другие. Сам он ушёл из правительства уже непоправимо.) Павел Николаевич не хотел бы говорить на уровне личном, а только — всеобщем. И он окончил такой энергичной тирадой:

— Если социалисты так созрели к государственному руководству — пусть они и создают своё правительство. Надо признать, что революция сошла с закономерных рельсов — и мы уже не в силах направлять её поступательный ход. Мы делаем тщетные усилия остановить этот процесс — но только замедляем и искажаем его. Это — не нужно. Пусть революционный процесс дойдёт до своего завершения. — (Пусть попробуют править без нас!) — Чем скорей революция себя исчерпает — тем лучше для России: в тем менее искалеченном виде она выйдет из революции.

Мыслимо ли было кому-нибудь ещё недавно вообразить от него такие слова? Ему самому даже было отчасти знобко, какие роковые, далеко идущие мысли выговаривал он:

— Нам не нужно больше связывать себя с революцией. А готовиться — для борьбы с ней. Не изнутри, а извне её.

Это была — истина, которую он в последние дни разглядел до дна. Но она — слишком далеко углублялась! Кадетский ЦК, десятилетние энтузиасты левого либерализма, — не могли принять этого сегодня и сразу! Лучшие политические умы страны были собраны сейчас в этой комнате. И они напрягались — однако не могли такого принять.

Отвечать бесстрашному Милюкову ринулся князь Оболенский — из тех самых чистейших энтузиастов. Он волновался, как никогда ни в какой публичной избирательной речи, дыхание его перебивалось.

— ... Если партия народной свободы выйдет сейчас из правительства — правительство падёт, и это будет только во славу черносотенцам и ленинцам! И неужели мы дадим так ничтожно окончиться величественному столетнему ходу Освободительного Движения? Посмотрите на нас глазами Герцена! — подумайте, как Он бы решил за нас!? Если мы сейчас уйдём — то все жертвы, все усилия наших предшественников за век — упадут в ничтожество... А если мы останемся — мы укрепим правительство и спасём революцию. Да, конечно, наши министры никогда не держались за власть, а изнемогали под её бременем. Но тем более: отчего же не разделить её с теми, кто согласен делить ответственность? Хуже испытанного нами двоевластия — нет ничего! Ещё одно высшее, последнее усилие — и мы получим нужное правительство! Как это неверно — говорить пренебрежительно о социалистах, решившихся идти в правительство! Да, им нелегко далось это решение, они тоже приносят себя в жертву, но за два месяца они осознали, что другого выхода нет. А меньшевики — так и вполне разумны и вполне могут быть нашими союзниками по установлению демократии.

— Меньшевики только прикрывают работу большевиков! — крикнули ему.

Но он не отринулся:

— Совет рабочих депутатов разумно не поддаётся призывам захватить власть, как толкают его большевики, а идёт делить её, — и чем же мы недовольны? Отчего мы так упали духом? От анархии? Как сказал Мирабо — революции не делаются при помощи розовой воды. Анархия — это бурный протест масс против старого порядка. Но ведь и мы — противники старого порядка. Только мы меньше пострадали от него, чем массы, — а для них пока нет другого пути к свободе, они так понимают. По существу действия народа — законны, а мы пугаемся лишь революционно-явочной формы их. Нельзя бороться против анархии одною лишь силой. Надо понять здоровое зерно смутных народных стремлений и отнестись к ним с любовным вниманием...

Но были тут ораторы и понеукротимее Владимира Андреевича Оболенского. Фёдор Измаилович Родичев! — сокрушительный молот кадетского красноречия, — на какую чашку он бросит сейчас свою речь?..