Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

И в этой живой перебивчатой дискуссии — взрывах, примирениях, возмущении, хохоте, брожении по комнатам, перерывах, сходах — ночные часы текут, текут.

Ещё идея: кроме министров вводить общественных деятелей — с чином „парламентских секретарей”, — и это облегчит комбинации!

Или затруднит?

(Гиммер скачет вокруг как петушок, хотя его дело — стороннее.)

Самый трудный вопрос оказался с Церетели: без Церетели никак не получается коалиционное правительство, и прежде всего по авторитету. Но Чхеидзе решительно предупреждал, что он Церетели из Совета не отпустит. Да Церетели и сам не хочет. А без него нельзя! — без него все министры несогласны. А вот ещё выясняется: для Церетели — и никакого портфеля нет...

Тупик! Перерыв. Советская делегация уходит в кабинет Львова, министры — во внутренние покои, а между ними через гостиную мечутся связные. И прежде всего Некрасов: Керенскому сегодня не так удобно, он заинтересованное лицо, а Некрасов — безумно энергичен и абсолютно беспристрастен, горят его загадочные синие глаза. У советских новая комбинация: Церетели — министром без портфеля, и у него останется достаточно времени на Исполком. Некрасов: нет! без портфеля — это липа. Дадим ему почту-телеграф, тоже не много работы.

И в самый разгар прений — доложили о делегации от Крестьянского съезда.

А-а-а! Хозяина-то земли Русской — забыли?..

Ну, эти сейчас — жилы помотают. На каком языке с ними разговаривать? Доставайте буквари.

Ба! Ба! Да всё знакомые лица! Да тут — интеллигентные товарищи!

165' (как собирали крестьянский съезд)

В 1904-05 годах Николай Дмитриевич Авксентьев гремел в Петербурге, сперва на банкетах, потом на митингах, под фамилией „Солнцев”, а кличку ему присвоили „Жорес” — за его выдающееся красноречие. Устное слово было его лучшей формой существования, он преображался перед аудиторией, становился на время речи как бы другим человеком (а вот потом записывать, статьи писать — не умел). Были у эсеров и другие выдающиеся ораторы, Фондаминский („Непобедимый”, „Лассаль”), — но среди всех выделялся Авксентьев ещё и какой наружностью — барственно-львиной, при высоком росте, откинутая назад русая шевелюра, благородный лоб, прямые черты удлинённого лица, подведенного обкладной бородкой, — и звучный уверенный баритональный бас. А в эмиграции потом тоже не терял времени — получил доктора философии в Галле, любил цитировать Канта и Ницше.

Авксентьев был один из основателей партии эсеров, и представлял её в первом петербургском Совете рабочих депутатов, и публично выражал взгляды и программу партии, но её практического крестьянского приложения в те годы не коснулся. А между тем тогда — на помощь крестьянам, бессильным создать объединение, и с целью делать же из крестьян сознательных граждан — был создан интеллигентами Всероссийский Крестьянский Союз, запрещённый властями в 1906. Как только же произошла нынешняя революция (Авксентьев был в Париже), так в Москве, на Петровских линиях, собрался кружок интеллигентов, среди них присяжный поверенный Стааль, только что вернувшийся из Парижа, и решили, в помощь крестьянству, теперь восстановить Всероссийский Крестьянский Союз по образцу 1905 г., и напечатали обращение „Ко всему российскому крестьянству” (не теряя ни минуты, гражданам крестьянам объединяться в Союз, выбирать и присылать уполномоченных). Но в те же недели марта их усилиям возникла помеха от других параллельных инициатив. В Москве же кооперативный съезд постановил создавать не Крестьянский Союз, а наиболее приемлемые в данный момент Советы Крестьянских Депутатов, — и создавать их через кооперативные союзы, это упростит дело. И в той же Москве как-то быстро созвали губернский якобы крестьянский съезд, этот съезд объявил представителей Союза далёкими от крестьянства, и тоже поддержал идею Совета крестьянских депутатов, а не Союза: именно Советы внесут организацию и успокоение в несознательные крестьянские массы, создадут коренные условия свободной жизни в деревне. Тут же поспешил возникнуть в Петрограде ещё какой-то новый „Крестьянский Республиканский Союз” („мы свергли идолов, и пусть правят нами не милостью Божьей, а народной волей!”), но он не имел успеха и не собрал ни сторонников, ни участников из деревни. Спор окончательно перешёл в Таврический дворец, и 12 апреля, сразу после возвращения Авксентьева в Россию, но и тут ещё он не успел вникнуть и коснуться, — собрались в Таврическом представители обоих спорящих направлений, и тут постановлено было слить их, прекратить раздор и впредь собирать крестьянский съезд как Совет Крестьянских Депутатов — так отчётливо висел над всеми образ Совета Рабочих Депутатов. Тут и Стааль, главная пружина Крестьянского Союза, ушёл с крестьянской работы в секретари московской судебной палаты, и дело переходило снова к народным социалистам, а затем к более энергичным эсерам — и так постепенно катило на Авксентьева и Фондаминского.