Замок на скале

Скорбь смягчает душу, я же предлагаю вам лекарство от тоски и скорби – месть. Вы отомстите за отца, а пройдет время, вы вновь станете богаты и влиятельны и сможете, как в свое время Маргарита Анжуйская, снарядить войска и отомстить шотландцам за смерть мужа. А я помогу вам в этом, клянусь небом!

Он говорил еще и еще, не смущаясь тем, что Анна как бы и не слышит его речей. Он предлагал богатство, власть, свою поддержку, он предлагал иную жизнь. Анна наконец негромко заметила:

– Вы, Дик, красноречивы, как и всегда. Когда-то, давным-давно, я советовала вам занять кафедру красноречия в Оксфорде.

Герцог вздрогнул.

– Вы помните, когда это было?

– Да. Вы приезжали ко мне в Киркхеймское аббатство. Увы, в войне Роз слишком многое разделяло нас, разделяет и теперь. Однако я изменилась и научилась видеть в людях не только дурные, но и благородные стороны.

Она медленно прошлась по комнате, шурша длинным шлейфом. Ричард подумал, что, несмотря на россказни Дайтона о том, что Анна работала здесь не покладая рук, она сохранила осанку королевы.

Анна стояла к нему спиной, глядя в окно.

– Судьба странным образом сводит нас, Ричард Глостер. И я уже устала противиться ей. Мое сердце мертво, и мне все равно, что со мной будет. Я устала бороться с роком, который меня влечет и карает. Вы хотите увезти меня и доказываете, что это необходимо. Что ж, пусть. Наверное, мне самой тяжело было бы оставаться здесь. Жить в Нейуорте и знать, что никогда рог Филипа Майсгрейва не затрубит у ворот…

Ее голос предательски задрожал, даже пресекся, но она сдержала себя.

– Вы правы, Дик Глостер, мне лучше уехать отсюда. Но не требуйте, чтобы я забыла, что эти земли принадлежали моему мужу, что он любил их, берег и завещал мне… И если я уеду, то только потому, что мне и в самом деле надо пожить в монастыре, успокоиться, а главное – искупить все те грехи, что погубили Филипа.

И я буду просить милосердия Божьего и заступничества его Святой Матери за своего сына, за мужа, умершего без исповеди и причастия… И еще я уеду потому, что меня просите об этом вы. Да-да, вы, Дик Глостер. Мы раньше были с вами врагами, но со временем я на многое стала смотреть иначе. Вы повели себя благородно, утешали меня, как брат, вы взяли на себя все, когда я была так плоха… Отец Мартин поведал мне, как вы скакали в Нейуорт той ночью. О, ваша милость, если бы вы успели тремя часами ранее!..

Ричард кусал губы.

– Помыслы Господни неисповедимы. И если Господь взял к себе ваших мужа и сына, то, видимо, он возлюбил их более нас с вами.

Он поклонился и поцеловал ее руку.

– Вы можете обратиться ко мне с любой просьбой, кузина, и, если только в человеческих силах дать вам это, вы это получите. А сейчас ступайте и отдохните. Я полагаю, что мы уедем уже завтра, и вам следует набраться сил.

Расставшись с Анной, он тотчас стал отдавать распоряжения о сборах. Одновременно он велел послать за плотниками и каменщиками, наметил, кого из своих воинов оставит в Нейуорте. В замке словно появился новый хозяин. Ричард был в ударе. Все, что он замышлял, удалось: шотландцы разбиты, он отомстил за Майсгрейва и отстоял Гнездо Бурого Орла, а главное – в его руках была покорная, ослабевшая Анна Невиль, и с ее помощью он повергнет во прах Джорджа Кларенса.

Однако все планы Ричарда едва не рухнули в одночасье.

14

Это случилось на следующее утро, когда еще не рассвело. Все было готово к отъезду, хотя Анна не понимала, почему Ричард так торопится. Когда ее разбудили, она покорно стала собираться. И вот, когда герцог, держа полусонную Кэтрин на руках, вышел на крыльцо, а за ним спустилась Анна, они оба замерли, пораженные тем, сколько людей собралось во дворе. Казалось, все, кто остался жив после набега, – обитатели замка и крестьяне из селения, дальние и ближние, арендаторы, – все пришли, чтобы проводить свою хозяйку.

Роберт Рэтклиф растерянно уставился на своего господина.

– Я ничего не мог сделать, клянусь крестом… Они явились еще до того, как протрубил рог, и все сидели, ожидая ее. Говорят, что хотят попрощаться. Не мог же я гнать их пинками.

Ричард оглянулся. Лицо Анны было растроганным. Это ему не понравилось. Он осторожно передал Кэтрин Рэтклифу:

– Посади ее на моего коня и ожидайте нас за воротами, а еще лучше – спуститесь в долину.

Анна не слышала этих слов. Замерев в предрассветном сумраке, она разглядывала взволнованные и опечаленные лица своих людей и чувствовала, как в глубине ее души словно что-то оттаивает. Это были ее близкие, ее дикари, которых она приручила – кого кнутом, кого пряником.