22  

А уж после Ноттингемского договора[10] Ричард и вовсе не часто заглядывал в Восточное Пограничье, так что тайну Анны Невиль удалось сохранить. Даже лорд Бэкингем, глядя на восседающую во главе стола хозяйку замка, не рискнул бы предположить, невзирая на некоторые странности в ее вчерашнем поведении, что на самом деле любуется младшей дочерью Делателя Королей.

Анна не могла не замечать, что герцог не сводит с нее глаз. И хотя ей нравилось его восхищение, внимание пэра Англии не могло вскружить ей голову, как наверняка случилось бы с любой другой сельской леди. Однако в Нейуорте у нее давно не было столь образованного и утонченного собеседника, и она всегда слушала речи знатного гостя с улыбкой. В них звучало обворожительное удальство, зачастую перемежаясь глубокими умозаключениями и тонкими наблюдениями, отчего светская болтовня не казалась такой уж легковесной и наполнялась смыслом.

К тому же Анну забавляло, что этот высокородный покоритель сердец готов на любые уступки в отношении этикета, лишь бы вызвать ее одобрение. И она находила его красивым, очень красивым и получала удовольствие, глядя на столь совершенные черты лица, лучистые, как у женщины, глаза, сильную шею, небрежно-грациозные жесты.

Анна замечала, что почти все женщины, обитавшие в замке, подпали под обаяние юного герцога и старались найти любой предлог, чтобы заглянуть в башню, где ему отвели покои, или подольше остаться в зале, когда он засиживался там. Тем не менее Генри Стаффорд ни разу не был фамильярен ни с одной из них. Сказывалась ли в этом гордость аристократа, пренебрегающего неровней, но скорее всего он чересчур часто смотрел на баронессу, чтобы замечать кого-либо еще.

И, невзирая на это, Анна после завтрака задержала мужа и решительно заявила, что уж слишком демонстративно он не замечает внимания герцога к ней, о чем уже шепчутся во всех переходах замка. Филип странновато взглянул на жену.

– Мне кажется, тебе по душе его любезности.

Анна, улыбнувшись, пожала плечами.

– Скорее, они меня забавляют. Сиятельный лорд в недоумении, отчего его ухаживания не дают ожидаемого результата. Однако он не выходит за пределы дозволенного.

Филип промолчал. Но, когда Анна взглянула на него, лицо его было напряжено. Это ее лишь позабавило, но все-таки польстило.

– Ага, ты наконец ревнуешь! Поделом тебе! Я еще не забыла, как ты был обходителен с графиней Нортумберлендской, когда в прошлом году мы ездили в Олнвик на праздник Богоявления.

Она расхохоталась, но потом внезапно стала серьезной и обняла мужа.

– Я хочу, чтобы ты ревновал, Фил… – прошептала она. Ее губы почти касались его губ. Она еще была до краев полна сегодняшней ночью, и ей было легко говорить так.

Филип едва заметно улыбнулся.

– Я хочу верить тебе, – ответил он, однако, увидев, что она недовольна его ответом, добавил: – О, я ревную! Я страшно зол! Клянусь небом, когда герцог поправится, я его, как Искристого Джо, вызову на поединок.

Вот тут Анна не на шутку испугалась. Она помнила, как несколько лет назад ее муж вызвал на поединок одного из своих ратников, который двусмысленно повел себя с нею. Тот тоже был хорош собой, всегда рядился в яркие одежды и так нравился женщинам, что почувствовал себя вольно и с хозяйкой замка. И тогда ее муж убил его. У Анны стояло перед глазами его тело, завернутое в оранжевый плащ, которое солдаты увезли из замка. Нет, она вовсе не хотела, чтобы ее муж сразился с Бэкингемом.

Заметив ее волнение, Филип рассмеялся:

– Я не пойму, чего ты хочешь, но успокойся, Генри Стаффорд – благородный рыцарь, однако он воспитан при дворе Эдуарда IV и не может удержаться, чтобы не выказать свое восхищение прекрасной дамой.

Через полчаса, когда Анна успела побывать в прядильной и ткацкой, она увидела из окна, что ее муж и герцог вместе отправились на хозяйственный двор – осмотреть Молнию. В это время Филип нередко объезжал молодых лошадей, и Анна привыкла слышать возбужденные мужские голоса, наблюдать, как барон возится со стройными длинногривыми двухлетками. Сейчас же он вывел на длинном поводе вороного жеребца с белыми, почти до колен, чулками на стройных ногах, благодаря которому так неожиданно попали в Нейуорт герцог и его оруженосец.

Это был великолепный берберийский конь, стоивший, наверное, целое состояние. Высокий и нервный, с рельефными, атласно отливающими мускулами, он поражал благородной грацией и мощью движений. Двигаясь на корде по кругу, он высоко нес свою узкую длинную голову, и дворня, побросав дела, столпилась вокруг, восхищаясь этим сказочным существом, из ноздрей которого валил пар, словно дым из пасти дракона, а невесомые ноги будто и не касались земли.


  22  
×
×