Только представьте…

Музыка закончилась бравурным аккордом, и рядом с Кит немедленно возник Бертран.

— Мисс… мисс Уэстон? Я хотел сказать… то есть… вы помните…

— Как! Да ведь это мистер Мейхью! — пропела Кит, склонив голову и глядя на него сквозь частокол ресниц — этот взгляд она практиковала под руководством Элсбет так долго и старательно, что он стал ее второй натурой. — Мой дорогой, дорогой мистер Мейхью! Я опасалась… вернее, смертельно боялась, что вы забыли меня и увлеклись какой-нибудь юной леди.

— О Боже, нет! Ах, мисс Уэстон, как вы могли вообразить, что я совершу столь неджентльменский поступок?! О небо, конечно, нет! Моя милая матушка никогда бы…

— Уверена, что это так, мистер Мейхью, — перебила Кит и, мило извинившись перед Хобартом Чини, взяла под руку Бертрана, хотя при этом сознавала, что ведет себя недопустимо фамильярно. — Нет-нет, не мрачнейте. Я всего лишь пошутила.

— Пошутили?

Он так недоуменно захлопал глазами, словно она объявила, что собирается голой проехаться по Пятой авеню. Кит подавила вздох.

Оркестр заиграл быстрый галоп, и она позволила ему увести себя в центр зала, честно стараясь унять тоску, но при виде отца Элсбет брезгливо поморщилась.

Напыщенный осел! Как-то на Пасху один из адвокатов, работавших в его конторе, напился и попытался облапить Кит в музыкальном салоне Вудуардов. Одно прикосновение этих слюнявых губ — и она всадила кулак ему в брюхо. На этом бы все и закончилось, но мистера Вудуарда угораздило в этот момент появиться в салоне. Его партнер солгал и во всем обвинил Кит. Девушка все отрицала, но чем сильнее сердилась, тем больше мистер Вудуард убеждался в ее вине. Он так и не поверил ей и с тех пор безуспешно пытался разорвать их дружбу с Элсбет. Вот и сейчас весь вечер бросал на нее уничтожающие взгляды.

Но она мгновенно забыла об адвокате, едва в зал вошла новая пара. В мужчине было что-то до того знакомое, что девушка на миг остановилась. Вновь прибывшие подошли поздороваться с миссис Темплтон, и тут она узнала, кто это. Кровь прихлынула к ее лицу.

— Мистер Мейхью, не проводите ли меня к миссис Темплтон? Она как раз говорит с одним моим знакомым, которого я не видела много лет.

Джентльмены из Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии и Балтимора заметили, что мисс Уэстон прервала танец, и все как один повернули головы и вытянули шеи, спеша узнать, в чем дело. Многие с нескрываемой завистью наблюдали за человеком, только что появившимся в бальном зале. Что в этом бледном худом незнакомце привлекло внимание неуловимой мисс Уэстон и вызвало столь красноречивый румянец на ее щеках?

Брэндон Парселл, бывший кавалерийский офицер знаменитого в Южной Каролине Легиона Хэмптона, чем-то напоминал художника, хотя, как истинный плантатор по рождению и воспитанию, не знал об искусстве ничего. Его любовь к прекрасному выражалась лишь в том, что он с удовольствием рассматривал работы того парня, который рисует лошадей.

Не слишком высокий, с зачесанными набок прямыми каштановыми волосами, аккуратно подстриженными усиками и бачками, он отчего-то производил впечатление на женщин, хотя с мужчинами дело обстояло хуже. Представители сильного пола отнюдь не спешили заводить с ним дружбу. Зато дамам при виде стройного офицера мгновенно приходили на ум сентиментальные романы, изящные сонеты, соловьи и греческие вазы.

Рядом с ним шла Элеонора Бэрд, некрасивая, безвкусно разодетая дочь его работодателя. Брэндон завершил свое приветствие Эльвире Темплтон поклоном и уместным к случаю комплиментом. Всякий, кто слышал его тягучий южный выговор, не подозревал о ненависти, которую он испытывал ко всему блестящему обществу, представительной хозяйке, даже к засидевшейся в девицах северянке, которую его обязали сопровождать на сегодняшний бал,

И вдруг… вроде бы непонятно почему… в сердце ударила острая тоска по родине, тенистым садикам Чарльстона в воскресный полдень, мучительное желание вдохнуть чистый ночной воздух «Холли гроув», его бывшего дома. И хотя вроде бы не было причин для наплыва эмоций, сжимавших грудь, не было… кроме слабого сладкого аромата Каролинского жасмина, возникшего одновременно с шорохом белого атласа.

— Ах, Катарина, дорогая, — окликнула миссис Темплтон, чей резкий северный выговор нестерпимо резал слух Брэндона. — Хочу тебя кое с кем познакомить. Оказывается, мистер Парселл — твой соотечественник.

Влекомый почти неуловимым запахом, он повернулся и… пропал. Навеки утонул в фиолетовых озерах, глядевших на него с прелестного своевольного личика. Незнакомая девушка ослепительно улыбнулась.