Рабыня страсти

— Не уверена… — тихонько прошептала Зейнаб.

— Придет время — и ты это поймешь.

— Я должна научиться отделять мысли от чувств… — задумчиво произнесла она. — В этом ведь секрет, Карим-аль-Малика? — Она вопросительно поглядела на учителя. Она жаждала учиться. Никогда больше не хотела она пасть жертвой мужчины, кем бы он ни был — пусть даже царем ее и властелином. Судьба ее должна быть в ее собственных руках! Вот ключ к тому, чтобы выстоять в этом новом для нее мире!

Карим согласно кивнул, довольный тем, что она с такой легкостью проникла в потаенный смысл его слов. Снова внимательно поглядел ей в лицо и вдруг без всякого перехода спросил:

— Ведомо тебе, сколь потрясающе ты красива, Зейнаб?

— Я знаю, как выгляжу, — отвечала она, — ведь Груочь, сестра моя, была точной моей копией. Только глаза чуть разнились по цвету, но об этом знали немногие. Я видела свое лицо в чистых водах нашего озера. Груочь частенько жаловалась, что нет у нас зеркала… Да мы в жизни ни одного зеркала не видели, нам лишь рассказывали, что оно чистое, до блеска отполированное, и в него можно смотреться. Я знаю, что лучше многих, но что красива…

— Да, очень красива, — уверил ее Карим, касаясь пальцем нежной щечки. — На свете много типов красоты, Зейнаб, но тот, к которому принадлежишь ты, непревзойден и дороже всего ценится. Не думаю, чтобы во всем гареме Абд-аль-Рахмана нашлась гурия, подобная тебе.

Карим крепко обнял девушку, руки его сомкнулись на ее ягодицах, и он почувствовал, что она подалась к нему всем телом…

Ладошки ее оказались на его груди, она силилась вздохнуть — и не могла… Он улыбнулся, глядя прямо в аквамариновые очи, и теплая волна захлестнула Зейнаб. Ноги ее подкосились. Подхватив девушку на руки. Карим перенес ее на ложе. Встав на колени подле нее, он медленно проговорил, не сводя с нее глаз:

— Один грубиян уничтожил твою девственность. Другой, подобный ему, изнасиловал тебя. Но сердцем и душою ты все еще девственна, Зейнаб. Сегодня ночью я буду любить тебя так, словно никто еще не касался тебя…

Губы его коснулись ее губ с такой нежностью, на которую она считала мужчин неспособными… Сердце ее, казалось, вот-вот выскочит из груди. И словами, и действиями он потряс ее. Когда он лег подле нее на матрац, подавшийся под тяжестью его тела, одно лишь прикосновение его обнаженного тела лишило ее рассудка. Карим взял ее трепещущую руку, она ждала, что будет дальше… Слова его звучали в ее ушах:» Сердцем и душою ты еще девственна «. Да, сущая правда! Но как он узнал об этом? Как умудрился он ощутить ее боль, боль, которую она сама от себя таила, в которой стыдилась себе признаться? Выказать слабость — значит позволить другим взять над собою верх, с горечью думала Зейнаб. Это был один из первых уроков, преподнесенных ей жизнью еще тогда, когда она была Риган Мак-Дуфф, нежеланной и нелюбимой дочерью…

— А к девственнице, — продолжал Карим, — следует приближаться постепенно, шаг за шагом, с нежностью и никогда грубо.

Он поднес ее руку к губам и прильнул к ладони нежным поцелуем, который словно обжег Зейнаб. Потом стал по очереди целовать дрожащие пальчики.

Медленно и чуть осмелев, Зейнаб принялась ощупывать его твердые, но вместе с тем удивительно нежные и податливые губы. Но когда он стал, играя, покусывать ее пальцы, она отдернула руку, изумившись.

Рассмеявшись, он лег на бок лицом к девушке:

— Это хорошо, что ты любопытна, Зейнаб. Впрочем, такою и должна быть девственница. Так она и начинает учиться дарить и испытывать наслаждение…

Губы его вновь коснулись ее губ, и этот поцелуй был так же нежен, как и первый…

Зейнаб вздохнула и расслабилась, но вновь напряглась, когда лобзание стало более страстным. Она ощущала желание, охватившее его, хотя прежде никогда ничего подобного не осознавала. Губы ее приоткрылись, пропуская мужской язык. Она чувствовала, что он ищет ответных ласк ее робкого язычка. Когда они встретились, по телу ее пробежала сладкая дрожь. Желание нарастало от соприкосновения их горячих тел. Она ничего не понимала — знала лишь, что хочет, чтобы блаженство длилось вечно. Она затаила дыхание, но он наконец оторвался от ее рта и улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

— Тебе понравилось? — спросил он для порядка, прекрасно зная, что услышит в ответ.

Широко раскрыв глаза, Зейнаб кивнула:

— Да!

Он снова склонился над нею, теперь целуя кончик носа, подбородок, лоб, подрагивающие веки…