Тяжесть венца

Анна почти ее не слушала, с жадностью поглощая еду. После долгой верховой прогулки и пережитых волнений аппетит у нее был волчий. От ее шлейфа валил пар, однако вскоре он просох, и Анна согрелась. Начали тихо ныть мышцы ног, бедер, спины. Она давно отвыкла от таких упражнений, как езда верхом, и теперь это давало о себе знать, напоминая о событиях на Мэлхемских болотах.

– Сестра Геновева, а где моя дочь?

Монахиня заулыбалась:

– О, Кэтрин убежала в селение. Она такая нарядная в этом зеленом бархатном плаще, что ей не терпелось похвастать своим нарядом перед приятелями. О, не волнуйтесь ради Бога, миледи, она с Пендрагоном, и ее никто не осмелится тронуть. К тому же в деревне люди его светлости, а им известно, как печется герцог о маленькой леди. Она под надежной защитой.

Защита! Анна прикрыла глаза. Это именно то, что ей так необходимо для возвращения в мир. О, она помнит время, когда была совершенно одна, а все, кому она когда-либо верила, отвернулись от нее. Ужасающее чувство – ощущение одиночества перед надвигающимися со всех сторон бедами и безысходный страх. Наверное, именно с той поры она так страшится грядущего. Создана ли женщина для того, чтобы изо дня в день вступать в бой с миром, где правят мужчины? Раньше ей удавалось это. Однако у нее была опора – сначала отец, потом Филип. И теперь ей снова предстоит постоять за себя. У нее есть дочь, и поэтому ее сил должно хватить на двоих. Что ж, ныне она вновь обрела имя, стала Анной Невиль, графиней Уорвик и Солсбери. Как тут не вспомнить ее неукротимую свекровь – Маргариту Анжуйскую, сжегшую жизнь в пламени яростной борьбы!

О Небо! Ей придется выступить против воли короля и неисчислимых происков честолюбцев и интриганов, когда она вернется в столицу. Но она вернется, чтобы сделать Кэтрин принцессой.

«Вам нужен защитник, Анна», – сказал герцог Глостер. Положа руку на сердце, Анна должна была признать, что давно находится под его защитой. Теперь же он потребовал от нее плату. И хотя Ричард предоставил ей возможность выбирать, вместе с тем он дал понять, насколько это для нее необходимо.

Анна очнулась, увидев стоящую перед нею сестру Геновеву. Та держала в руках дымящуюся кружку.

– Я говорю, не выпьете ли еще подогретого пива? У вас утомленный вид.

Анна поблагодарила, но отказалась. Покончив с ужином, направилась к выходу, но у порога оглянулась. Добрая старушка мыла в чане посуду, напевая псалом. Глядя на ее кроткое лицо, на уютную кухню под старыми сводами, на теплые блики огня, пляшущие на развешанных по стенам сковородах и блюдах, Анна вдруг почувствовала, что ей будет недоставать размеренной монастырской жизни.

«Именно здесь, – подумала она. – Здесь мне следовало схорониться от мира и его тревог. Тут я в безопасности».

Но тотчас вспомнила об обитателях Литтондейла, о женщинах, которые старели, не успев расцвести, об их нечесаных, немытых детях, облаченных в лохмотья, и мысленно сравнила их с мечтательной, влюбленной в Тристана Кэтрин.

«Нет! Я не должна оставаться здесь. Ради дочери я обязана вернуться в мир».

Она вышла в монастырский двор. Было безветренно и душно. Вдали погромыхивал гром. Гроза в конце февраля… После сырой ветреной зимы и неожиданного тепла долину Литтондейла скрыло свинцовое грозовое облако.

Налетел порыв ветра, зашумел в ветвях, заплясал язычок пламени в лампаде перед статуей святого Мартина посреди двора. Потом вновь все затихло, и Анна услышала, как в церкви монахини поют «Magnificat»^[22].

Анна подумала, что и ей, пережившей такую бурю чувств, тоже надлежит возблагодарить Господа и святого Мартина, сохранивших ей жизнь сегодня.

Со стороны монастыря в церковь вел отдельный вход. Миновав его, Анна через ризницу прошла в боковой неф на женской половине.

В церкви было полутемно, горел лишь один светильник на высокой бронзовой треноге, да на пюпитрах монахинь едва теплились крошечные фитильки. Прихожан было немного, и их тени сливались с окутывающим церковь мраком. Запах ладана, оставшийся после дневного богослужения, смешивался с запахом сырого камня.

Близ престола перед раскрытым Писанием стоял священник, сухонький, вечно всем недовольный отец Беренгар. Он служил в монастырской церкви, исповедовал и отпускал грехи, но был столь желчен и сварлив, что монахини старались обращаться к нему как можно реже. Впрочем, для живущего в такой глуши священнослужителя он был довольно образован и неплохо справлялся с обязанностями.

---

22 »Возвеличит» (душа моя Господа) (лат.).