Тяжесть венца

Кэтрин же при приближении Уильяма вспыхнула и потупилась. Обычно бойкая на язык, она едва ответила на шутливое приветствие юноши и, прильнув к матери, украдкой поглядывала на него из-под ресниц.

Уильям встретился с Анной взглядом.

– Выше всяческих похвал. А улыбка у нее ваша.

Анне не удавалось растормошить дочь, но тут помог Джон. Он так панибратски держался с Уильямом, лез к нему на плечи, толкал его и дурачился, что и Кэтрин вскоре присоединилась к игре. А спустя несколько дней она уже как пришитая бегала за Уильямом, и Анне даже пришлось извиняться за ее навязчивость.

– Она очарована вами, Уил. Будьте к ней снисходительны, но учтите: если вы дадите ей помыкать собой – вы пропали.

– На все воля Божья, – отшучивался юноша.

Ричард оставался в Миддлхеме. Он осмотрел замок и нашел, что Анна прекрасно справилась со своей задачей вернуть поместью жилой вид. Внес он и свою лепту в украшение залов – среди ковров и гобеленов были развешаны начищенное оружие и щиты, а в простенках между пилястрами главного зала появились прекрасно выделанные оленьи и кабаньи головы, шкуры рысей. Резные тумбы украсились серебряными сосудами, с хоров свисали пестрые вымпелы и стяги, а в больших вазах ежедневно менялись цветы.

Теперь в Миддлхеме всегда было шумно, к герцогу постоянно прибывали люди, в большом зале всегда толклось множество народу, начиная от посыльных с королевским гербом вплоть до нищенствующих братьев-миноритов, собирающих подаяние для приютов и богаделен. Анна, бывая здесь, невольно наблюдала за мужем. Несмотря на всю свою неприязнь к нему, она не могла не отметить, как прекрасно он справляется с делами. Иных он принимал в большом зале, иных препровождали к нему в кабинет, кое с кем он беседовал, прогуливаясь по аллеям сада. И всегда он был собран, внимателен, точен и скор в решениях. С людьми держался непринужденно, порой бывал даже насмешлив, но настолько, чтобы не задеть достоинства собеседника. Он редко отказывал кому-либо в аудиенции, будь это рыцарь в золоченом поясе, духовное лицо или депутат от городской гильдии. Никто не мог сказать, что герцог не принял его, или, не выслушав, переправил к своим секретарям. Для наместника Севера эта повседневная рутина была столь же любимым занятием, как и фехтование по утрам или охота с соколом на Йоркширских пустошах. Именно поэтому люди предпочитали иметь дело с герцогом Глостером и не признавали королевских эмиссаров, по сути остававшихся не у дел.

Порой к Ричарду являлись такие посетители, с которыми он надолго запирался в своем кабинете, отменяя все дела. К таким относились и Роберт Рэтклиф, при появлении которого Анна обычно удалялась в свои покои, и Джеймс Тирелл, которого она когда-то, поддавшись бесовскому наваждению, приняла за Филипа. Тирелл учтиво поклонился ей, и она ответила ему кивком, однако вскоре отвернулась. В том, что она согласилась стать супругой Ричарда Глостера, она усматривала отчасти и его вину.

С мужем у Анны сложились холодно-учтивые и ровные отношения. Анна смирилась, и это было все, что требовалось Ричарду. Он не лишал жену известной свободы – и это было все, что требовалось Анне. Часто она уезжала помолиться над могилой матери в соседнем аббатстве. Обычно она там задерживалась, исповедуясь, причащаясь, отстаивая заупокойные службы. В эти поездки она любила брать с собой Кэтрин, ибо лишь здесь она могла называть ее дочерью. Девочка же, в соответствии с обычаем, звала жену отца матушкой. Так же звал ее и Джон. Мальчик тянулся к Анне, порой бывал надоедлив, но она мирилась с этим в угоду Ричарду. И хотя все обитатели Миддлхема знали, что именно Кэтрин стала любимицей госпожи, но не могли не отметить, что много внимания она уделяет и сыну герцога.

Однажды, когда Ричард под вечер вышел прогуляться в саду замка, он увидел, как Анна перевязывает Джону палец и негромко отчитывает его. Когда процедура завершилась, она притянула мальчика к себе и поцеловала. Джон застыл, прижавшись к ней, и Анна не противилась этому, что-то приговаривая и поглаживая его по голове. Когда же они, взявшись за руки, направились в дальний конец сада, откуда долетал лай Пендрагона и сквозь смех фрейлин слышался громкий голос Кэтрин, Ричард какое-то время стоял за деревьями, задумчиво глядя им вслед.

Той ночью, когда они, после соития, как обычно, заняли свои места по краям кровати, Ричард сказал:

– Я ваш должник за Джона, Анна. Благодарю вас, и, если у вас есть просьба, – я не откажу вам.