103  

— Я убью любого мужчину, который осмелится хотя бы взглянуть на тебя.

Встревоженная силой чувств, отразившихся на его лице, Элинор прижала палец к его губам.

— Не заставляй меня надевать покрывало. Я никогда не пряталась от мужчин и не вижу в этом необходимости.

Ее слова вызвали у него улыбку.

— Прости меня за глупую ревность. Но в душе я по-прежнему мусульманин.

Улыбнувшись, Элинор поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Родриго. Я так счастлива, что отправляюсь на прогулку.

— Сделать тебя счастливой — это именно то, чего я больше всего желаю, — клятвенно произнес он, привлекая ее к себе. — Если бы меня не вызвали во дворец…

Элинор не возражала, когда он накрыл ладонью ее грудь, лаская нежную плоть смуглыми пальцами. Она не любила Родриго так сильно, как Джордана, но не могла отрицать растущей привязанности к нему. А его любовь, хоть и деспотичная, не вызывала сомнений.

— Иди, — мягко сказала она, — не то опоздаешь и дядя рассердится, лишит тебя своей благосклонности.

Родриго пылко поцеловал ее, сжал в объятиях и неохотно отпустил.

— Ты права. Зато во второй половине дня я совершенно свободен, — хрипло напомнил он, блеснув глазами. — Мы займемся любовью, а потом вместе искупаемся перед вечерней молитвой.

Элинор согласилась. Каждый поступок, каждое слово Родриго свидетельствовали о силе его любви. Вытеснив остальных женщин если не из постели, то из сердца их владыки, Элинор вызывала у них жгучую ревность, которую они всячески старались скрыть. Элинор не сомневалась, что Родриго любит ее, но, к своему разочарованию, обнаружила, что она не единственная, с кем он спит. И ощутила нечто большее, чем ревность, когда Рашан сообщила, что наконец-то зачала.

Из-за полузадернутых алых занавесок Элинор с волнением смотрела по сторонам. Спереди и позади ее носилок ехал вооруженный эскорт, а рядом шел евнух, чернокожий гигант, выполнявший роль ее личного телохранителя. Эти меры предосторожности, при всей их трогательности, пугали Элинор. Либо Гранада была опасным городом, либо страсть к ней сделала Родриго маниакально осторожным.

Покачиваясь на носилках, она медленно двигалась вниз по склону холма к рынку, откуда доносились крики продавцов. Запахи животных, дыма и готовящейся на костре пищи, смешавшись с вонью навоза и отбросов, ударили в нос, и Элинор задержала дыхание.

Когда позолоченные носилки приблизились к запруженной народом рыночной площади, все головы повернулись к ним, любопытствуя, кто это явился за покупками с таким шиком.

Низко поклонившись, Мансур, телохранитель Элинор, помог ей выбраться из носилок. Закутанная в покрывало служанка следовала за госпожой, почтительно держась на расстоянии двух шагов. Элинор с интересом озиралась. На накрытых полосатыми тентами прилавках, трепеща на ветру, лежали рулоны тканей всех видов и расцветок. Темнокожие продавцы в тюрбанах, яростно жестикулируя, торговались с покупателями, переходя от проклятий к улыбкам. Вокруг кипящих самоваров, установленных прямо на булыжной мостовой, группами собирались мужчины; они вели беседы, пили чай и курили. Кое-кто из торговцев тут же готовил еду, разложив приправленное специями мясо на пылающих углях.

Красота Элинор не осталась незамеченной. И продавцы, и покупатели откровенно пялились на нее, разинув рты. Одни шепотом высказывали предположение, что это, должно быть, фаворитка самого султана, другие, зная, кто она, посмеивались над первыми. Вскоре по всему рынку разнеслась весть, что златовласая красавица принадлежит Эль Моро. Закутанные в покрывала женщины подходили ближе, дивясь ее сверкающим волосам.

Кланяясь и подобострастно улыбаясь, Али Кабир, самый именитый торговец тканями в Гранаде, проводил ее в свой полосатый шатер, где были выставлены узорчатые шелка, парча и камка, расшитая самоцветами тесьма, яркие ленты и тончайшее кружево. У Элинор глаза разбегались — так много было здесь тканей.

Она пожалела, что ни одна из женщин не составила ей компанию. Делать покупки вдвоем было бы куда интереснее. А так Элинор приходилось объясняться с купцами знаками. Несколько арабских слов, которые она знала, не годились для рынка — только для спальни. Трогая тонкий, как паутинка, шелк небесно-голубого цвета, Элинор улыбнулась этой мысли, и Али Кабир, решив, что женщина сделала выбор, настоял на том, чтобы она взяла весь рулон и блестящую отделку того же оттенка.

  103  
×
×