Пламя любви

Настоятель внимательно выслушал рассказ Элинор об их злоключениях. Узнав, что леди Бланш приходится сестрой аббатисе Сесили, он заверил девушку, что не пожалеет усилий, дабы восстановить подорванное здоровье ее госпожи. Правда, он не выразил желания приютить также двух горничных, Эвис и Мэб, тактично намекнув, что им лучше оставаться под опекой аббатисы вплоть до выздоровления их хозяйки.

Элинор и ее спутники перекусили хлебом с маслом, овсянкой и душистым элем.

Солнце выглянуло из-за туч, озарив двор бледно-желтым сиянием, когда они покидали монастырь. Леди Бланш, несмотря на болезнь, не отказала себе в удовольствии написать сестре письмо, в котором припомнила аббатисе собственные мрачные пророчества относительно пагубности путешествия в мокрой одежде.

Они двинулись кратчайшим путем, который указал им настоятель. Тенистая дорога пересекала лес и выходила на тракт, по которому двумя часами раньше выехала аббатиса. По словам настоятеля, оба отряда должны были оказаться на перекрестке примерно в одно и то же время.

Солнце снова скрылось за облаками, а Элинор, Дайкон и две горничные все еще ехали по лесу. Вместо того чтобы вывести их на перекресток, дорога превратилась в узкую тропу, изрытую заполненными водой колеями. Было далеко за полдень, когда они поняли, что сбились с пути. Пошел дождь, и путники натянули на головы капюшоны. Ливень быстро закончился, однако воздух оставался сырым и тяжелым. Путники хранили напряженное молчание. Даже Дайкон приуныл.

— Мы заблудились, да? — спросил он.

Элинор удрученно кивнула:

— Боюсь, что так. Придется вернуться к развилке.

— Но скоро стемнеет! Ты же не хочешь провести ночь в лесу? — испуганно воскликнул мальчик. — Вот увидишь, мы найдем дорогу. Поехали дальше.

Тропинка петляла, то устремляясь вперед, то поворачивая назад. Наступили сумерки. Наконец деревья расступились, и Элинор увидела горстку хижин, притаившихся в неглубокой лощине. Над печными трубами курился приветливый дымок. Близость человеческого жилья воодушевила уставших путников.

К поселению вела дорога, такая темная и заросшая, что Элинор ощутила трепет. Ей вдруг захотелось, чтобы рядом чудесным образом оказались рыцари с постоялого двора. Теперь она поняла, почему трактирщик постарался от них избавиться. Вооруженные мужчины могли помешать тщательно спланированному ограблению.

Внезапно на дорогу выскочил бородатый человек и преградил им путь. Тут же из зарослей появилось еще несколько разбойников. Оглянувшись, Элинор обнаружила, что путь назад отрезан. Один из мужчин попытался выхватить у нее поводья, но взвившаяся на дыбы лошадь отшвырнула его в кусты. Ее с трудом утихомирили. Перепуганные горничные заголосили, и даже Дайкон, хотя и храбрился, всхлипывал от страха.

— Прочь от моей лошади! — громко крикнула Элинор.

— Спокойно, красотка, мы позаботимся о тебе. Мужчины стащили Элинор с седла и поволокли в лес.

Колючий кустарник рвал ее одежду, царапал кожу. Грязная ладонь закрыла ей рот и заглушила крики. Шайка скрылась в лесу, прихватив с собой лошадей и пленников.

После непродолжительного пути, во время которого Элинор не только связали, но и заткнули ей рот кляпом, они оказались на небольшой поляне, где горел костер. Разбойники подтащили Элинор к бородатому верзиле, сидевшему на корточках у огня.

— Где вы их взяли? — поинтересовался он.

— Да здесь, неподалеку, — отозвался один из злодеев. — Плевое дело, только ничего у них нет, кроме лошадей. Если только эта чертовка не прячет золото на себе.

— Надо бы взглянуть.

Мужчины, посмеиваясь, изъявили готовность приступить к делу. Однако бородач охладил их пыл.

— Назад! — рявкнул он, проведя заскорузлым пальцем по гладкой щеке девушки. — А девица-то из благородных.

Он велел сообщникам развязать Элинор, предупредив, чтобы не рыпалась, не то получит нож промеж лопаток.

Запястья Элинор были натерты и кровоточили. Она жадно вдохнула воздух, подавив приступ тошноты, когда один из оборванцев вытащил у нее изо рта вонючую тряпку.

— Куда вы направлялись? — спросил главарь.

— В Кентербери. С отрядом паломников.

Мужчина ухмыльнулся, обнажив почерневшие остатки зубов.

— А остальные где? Прячутся в лесу?

Дождавшись, когда стихнет хохот, Элинор сердито объяснила, что они отстали от аббатисы Сесили. Она надеялась, что упоминание столь важной дамы произведет впечатление на главаря, но, судя по его реакции, он никогда не слышал об аббатисе.