Пламя любви

— Вот так-то лучше, — шепнул Джордан, когда на ее лице появилась улыбка. Кончиком указательного пальца он нежно коснулся проступивших на ее щеках ямочек.

— Я так люблю тебя, Джордан, — прошептала Элинор и, схватив его руку, осыпала ее поцелуями. Этим она окончательно обезоружила Джордана. Он поставил кубок и обнял девушку.

— Элинор, милая моя Элинор. Я вернусь к тебе, что бы ни случилось. Посмотри, что я принес. — Он извлек из-под одежды кожаный мешочек. — Закрой глаза.

Она смеясь подчинилась. Джордан взял ее руку и поцеловал в ладонь, прежде чем положить на нее что-то тяжелое и холодное.

Опустив глаза, Элинор увидела кольцо с крупным рубином в окружении бриллиантов.

— О, как красиво… Но, Джордан, я не могу принять его. Оно, должно быть, очень дорогое, а ты так нуждаешься в деньгах.

— Боишься, что я растранжирю деньги и не смогу сделать тебя честной женщиной? — пошутил он. — Напрасно, кольцо досталось мне по дешевке. Примерь.

— Надень его мне, — прошептала она, глядя на него полными слез глазами.

Джордан взял ее руку и торжественно надел перстень на безымянный палец.

— Элинор Десмонд, этим кольцом я скрепляю свое слово. Отныне ты моя перед лицом Господа.

Проглотив ком в горле, она вытянула руку, любуясь сверкающим камнем. В свете очага он казался насыщенным кровью, и по спине Элинор пробежал холодок.

— Оно стоит целое состояние. Король Педро продал так много драгоценностей, что сбил цены. Грех не воспользоваться его стараниями разжиться наличными. Я купил это кольцо за десятую долю его настоящей цены у проигравшегося в пух и прах гасконца.

— Оно так прекрасно, что достойно руки принцессы. Боюсь, для меня это слишком ценное украшение.

— Нет ничего слишком ценного для тебя, любимая, — выдохнул Джордан и приник к ее устам в поцелуе, таком жарком и долгом, что колени Элинор подогнулись.

Отдавшись наслаждению, она забыла обо всем, кроме горячих губ Джордана и его возбуждающих ласк. Сияющий огнями зал, шумная толпа придворных — все казалось сейчас таким далеким. Совершенно обессилев, Элинор прильнула к его груди.

— О, Джордан, давай больше не будем ссориться, — прошептала она.

— Уж я-то точно не буду. Что же касается вашего неукротимого нрава, леди Элинор, то тут трудно что-нибудь сказать. Ведь неизвестно, что вы выкинете в следующую минуту.

— Извини. Может, это потому, что я никак не могу поверить, что ты и вправду мой.

— Бедняжка. Увы, нас ничто не связывает, кроме моего слова. — Он нежно улыбнулся. — Впрочем, страсть крепче всяких уз. Ты не жалеешь об этом?

— Нет. Я никогда не была счастливее, чем в твоих объятиях. Когда я чувствую, что нужна тебе, что ты страстно желаешь меня…

— Как сейчас, — шепнул Джордан, и дыхание его участилось.

— Как сейчас, — согласилась Элинор. Скользнув рукой под его темно-красный дублет, она с восторгом ощутила жар его груди, щекочущее прикосновение жестких волосков и гулкое биение сердца.

— Тогда, любимая, сделай меня счастливейшим мужчиной во всем христианском мире. Ибо я люблю тебя и страстно желаю.

Джордан прижался к ее губам, и Элинор затрепетала. Их любовь совсем не походила на ту, что виделась ей в девических грезах: нежная привязанность, далекая от проявлений страсти, целомудренные поцелуи и влюбленные взгляды. Она и представить себе не могла этой дрожи желания, обжигающих губ и сводящих с ума ласк.

— Какой же дурочкой я была, — вымолвила Элинор, когда он увлек ее к кровати. — Я совсем не понимала, что значит любить и быть любимой.

— И как же ты представляла себе любовь?

— Как романтическую историю, вполне подходящую для монастырской кельи, но не для двора принца Эдуарда в рождественскую ночь.

Джордан, занятый тем, что раздвигал полог из плотной зеленой ткани и снимал вышитое покрывало, улыбнулся:

— Я рад, что реальность пришлась тебе по вкусу.

— И куда больше, чем можно себе представить. Должно быть, я ужасно испорченная, если с наслаждением занимаюсь любовью.

— Вне всякого сомнения. Но твоя испорченность меня чрезвычайно радует. Тем больше у нас оснований перейти от разговоров… к делу.

Дрожь возбуждения пробежала по телу Элинор, когда Джордан прижал ее к себе с такой силой, что их тела слились от бедер до жаждущих губ. В течение нескольких минут она не могла ни говорить, ни думать, охваченная эмоциями столь сильными, что хотелось плакать. Порой Джордан бывал почти грубым, но сейчас буквально олицетворял собой нежность. И что самое замечательное, всегда угадывал, каким она хочет его видеть: властным, страстным или трогательно-нежным.