Пламя любви

— А, так он христианин… Впрочем, я мог бы догадаться, — пробормотал Хасан, потянувшись к Джордану, но Сауд отшвырнул его руку.

— Не смей прикасаться к нему! Этот негодяй осквернил мою сестру!

Надувшись, Хасан отступил на шаг.

— Маленькая сучка, наверное, сама напросилась, — злобно пробормотал он.

— Как по-твоему, какого наказания заслуживает подобное преступление?

Хасан с притворным ужасом содрогнулся:

— Прошу тебя, только не кастрируй его. Он такой мужественный… и потом, у нас и без него полно евнухов. Сжалься над ним. И оставь его мне, если он тебе настолько противен.

— Ты сам мне противен. Убирайся!

Хасан метнулся к двери, но на пороге задержался, окинув Джордана похотливым взглядом.

— Я хорошо заплачу, — сказал он, прежде чем выйти.

Не разжимая губ, Сауд покачал головой, и Джордан остался наедине со своим похитителем, не считая безмолвных нубийцев.

— Что ты намерен сделать со мной? — спросил Джордан. Он не понял ни слова, но догадался, что речь шла о нем. — Я достаточно настрадался и вправе знать, что меня ждет.

— Настрадался? — От зловещего смеха Сауда Джордана пробрала дрожь. — Твои страдания еще не начинались, христианин. Может, пригласить Тарифу, чтобы она посмотрела, как ты лишишься своей мужской гордости?

У Джордана перехватило дыхание, когда он понял, какое наказание его ждет. По слухам, кастрация пленников считалась у мавров обычным делом.

Сауд взмахнул хлыстом, который держал в руке, и ударил пленника по пояснице. Измученное тело отозвалось острой болью, и Джордан не сдержал крика. Слуги отпустили его, отойдя в сторону, видимо, для того, чтобы Сауд мог показать свое мастерство во всем блеске. Взгляд Джордана метнулся к двери, которую охраняли два полуобнаженных нубийца с огромными секирами в руках. Они не спускали глаз с пленника, словно ждали, что он попытается бежать. Возможно, это входило в замыслы Сауда.

Плеть засвистела в воздухе. Уклоняясь от жалящих ударов, Джордан приседал, подпрыгивал, метался из стороны в сторону и через несколько минут совершенно обессилел. Сказывались лишения последних дней. Тело покрылось потом, грудь нестерпимо ныла, к горлу подступила тошнота. Сауд наслаждался, глядя на свою жертву и наращивая темп, пока пленник не рухнул на пол. Разразившись бранью, Сауд пнул его ногой:

— Вставай, трус, я еще не закончил.

Джордан не шевелился. Тогда мавр велел слугам унести пленника.

Очнулся Джордан на большом столе, стоявшем в узком коридоре, который вел в тускло освещенную комнату с каменным полом, покрытым соломой.

— Как тебе нравится мой новый раб, Али? Кастрируй его.

Сауд говорил по-английски, чтобы Джордан понял, какое наказание ему предстоит. Вперед выступил щуплый бородатый мужчина в белом балахоне.

— Как прикажешь, господин.

— Стойте! — прозвучал властный голос, и все головы повернулись к двери. Сквозь пот, кровь и мучительную боль Джордан едва различил облаченную в просторные одежды фигуру. Кипя ненавистью, Сауд нехотя отступил в сторону, позволив вошедшему подойти к столу.

Джордан застонал, когда на него выплеснули ведро воды, чтобы привести в чувство. Один из нубийцев вытер его лицо мягкой тканью и поднял повыше лампу. Незнакомец склонился над столом, заслонив собой свет. Вокруг его головы образовался сияющий ореол, и Джордану, в его почти бессознательном состоянии, показалось, будто ему явился божественный лик, увенчанный нимбом.

— Иисусе, — вымолвил он, — неужели я умер? Мужчина положил ему на лоб прохладную ладонь.

— Нет, ты не умер. — Он повернулся к Сауду и сурово спросил: — Тебе известно, что этот человек — рыцарь?

— Ну и что?

— Зачем ты привез его сюда?

— Я не обязан перед тобой отчитываться, Эль Моро, — огрызнулся Сауд, воспользовавшись прозвищем, которым испанцы наградили его собеседника. Он снова обрел уверенность и не скрывал своей неприязни к племяннику Мохаммеда, правителя Гранады. Высокое положение, которого Сауду пришлось добиваться потом и кровью, досталось этому человеку по праву рождения.

— И за какое же преступление ты приговорил его к кастрации?

— Он обесчестил мою сестру! За это полагается смерть, но я великодушен.

Эль Моро рассмеялся:

— Ах, Сауд, ты неисправим! Я знаю этого рыцаря и запрещаю причинять ему вред, поскольку в неоплатном долгу перед ним.

— Нет! Он мой! У тебя нет на него никаких прав!