Память любви

— Что он сказал? — набросилась на Ронуин Найлек, стоило той показаться в дверях. — Бьюсь об заклад, ему не слишком хочется, чтобы ты подарила повелителю ребенка. Он верный слуга госпожи Алии. — Она неодобрительно поджала губы.

— Конечно, — кивнула Ронуин, — так и должно быть.

Он растил ее с самого детства. Но я и сама не уверена, что готова стать матерью.

— Если будешь тянуть, не успеешь оглянуться, как постареешь и сморщишься, — пожурила госпожу Найлек, и служанки весело захихикали. — Тебе уже больше восемнадцати, госпожа Hyp, и моложе ты не станешь. Если наш повелитель хочет от тебя ребенка, ты должна подарить ему дитя. Это твоя обязанность.

— Замолчи! — взорвалась Ронуин. — Ты забываешься, Найлек. Всю свою жизнь я только тем и занималась, что исполняла очередной долг! Если Аллах пожелает, чтобы я родила, значит, так тому и быть.

Служанок как ветром сдуло, и Ронуин вышла в сад. Журчание воды успокаивало ее, а в этом она нуждалась больше всего после встречи с Баба Гаруном. Пьянящий запах дамасских роз коснулся ноздрей, убаюкивая, утешая, кружа голову. Она медленно направилась по дорожке, усыпанной мраморной крошкой, к резной каменной скамье, откуда были видны горы. Ее покои выходили на запад, она знала это, потому что каждый вечер наблюдала, как солнце садится за мрачные черные вершины. Однажды, велев Найлек и Хале крепко держать ее, Ронуин подошла к самому краю стены и взглянула вниз. Ничего, кроме острых камней и серо-зеленых колючек. У нее закружилась голова, и служанки поспешно оттащили госпожу назад. Всякий, кто упадет с такой высоты, непременно погибнет!

— Найлек сказала, ты говорила с Баба Гаруном о ребенке, — заметил Рашид аль-Ахмет, садясь рядом со второй же — . ной.

— Найлек слишком много болтает, — раздраженно бросила Ронуин.

— Она желает тебе счастья, — возразил халиф, беря ее за руку и целуя пальцы.

— Я счастлива, — покачала головой Ронуин. — Она не понимает, что быть рядом тобой — это и есть счастье. Почему ты хочешь ребенка от меня? У тебя есть дети, значит, не тщеславие побуждает тебя, ибо ты можешь получить дитя от любой женщины, на которой остановишь взор.

— Но я люблю тебя, — тихо признался халиф и, схватив ее в объятия, стал пылко целовать. — Люблю тебя, Hyp! Тебя одну! И желаю, чтобы наша любовь стала полной, а для этого мы должны иметь ребенка. Понимаешь? Да, вижу, тебе все ясно. — Он губами снял слезы, покатившиеся из глаз Ронуин.

— О, как жалят твои слова! Как я ненавижу себя за эгоизм и себялюбие! — воскликнула Ронуин.

Ей и в самом деле стало нестерпимо стыдно, потому что в памяти по-прежнему жил Эдвард де Боло.

Халиф нежно гладил жену по волосам. Его рука проникла в вырез ее одеяния, большой палец настойчиво теребил сосок, возбуждая розовую горошинку. Ронуин, что-то шепча, прижалась к нему. Он рывком стащил с нее одежду, оставив обнаженной, положил себе на колени, накрыл губами чувствительный холмик и стал жадно сосать. Ронуин тихо стонала, зная, что он не остановится, пока она не достигнет пика наслаждения. Руки сами собой поднялись, чтобы ласкать его.

Он кусал и посасывал ее груди, пока они не заныли. Горячие губы обожгли живот, и, когда он стал целовать ее венерин холмик, Ронуин словно пронзила молния. Она дернулась и вскрикнула, едва его язык коснулся затененной расселины у входа в ее тайный сад. Халиф ласкал ее снова и снова, прежде чем толкнул на скамью и приоткрыл нежные створки.

— Ты словно розовая морская раковина, в которой лежит совершенная жемчужина твоей девственности, — прошептал он. — Она только и ждет моего прикосновения, о лучшая из всех жен!

Он снова коснулся кончиком языка крохотного бугорка, и Ронуин пронзительно закричала под натиском острейших ощущений, когда-либо ею испытанных.

— Рашид! — выдохнула она — и больше ничего. Язык не повиновался ей. С каждым днем его страсть все росла, а наслаждение, которое он дарил ей, казалось несравненным.

Он рассмеялся, увидев, как хмельное вино ее экстаза окрасило перламутром розовую раковину.

— Неужели я так и не сумел научить тебя терпению, жена моя? — пожурил он и, открыв свою галабию, обнажил восставшую плоть и мощным ударом вошел в жаждущее лоно.

Ронуин задохнулась от неожиданности, но он только улыбнулся и ловко усадил ее на себя.

— Обхвати меня ногами. Hyp, — приказал он, направляясь в спальню, где прижал ее к стене и начал двигаться.

Глаза Ронуин изумленно расширились.