107  

— Я люблю только научную фантастику.

Ким ведет ее к следующей книжной скале.

— Странно. Научная фантастика — литература не для девочек. Я, кстати, ее ненавижу. Это недо-литература.

Было бы странно, если бы он не сказал эту пошлость.

— Я люблю поэзию, красивые певучие предложения. А не бредовые истории, в которые никто не верит. Научная фантастика — это английское изобретение семидесятых годов. В любом случае, она уже вышла из моды.

Что же, интересоваться будущим — это мода?

— Никто не любит научную фантастику. Я ни разу не встречал серьезного критика, который интересовался бы этими книжонками.

«Легче разделить атом, чем уничтожить людской предрассудок», — говорил Эйнштейн.

— Знаешь, кого я считаю самым лучшим критиком? — говорит Кассандра.

— Слушаю тебя, Царевна.

— Время. Время проходит, оно не щадит плохие книги и книги, которые похожи друг на друга. А вот хорошие произведения, даже не замеченные публикой в момент появления, в конце концов, наоборот, находят славу и признание.

Ведь не случайно великосветские и любовные романы забыты. Помнят лишь тех авторов, которые поражают своей оригинальностью. Франсуа Рабле, Эдгар По, Жюль Верн, Айзек Азимов, Борис Виан победят время с большей легкостью, чем все их современники, знаменитые авторы-эгоцентристы, прославляемые критиками. Потому что, в конечном счете, важны идеи. В веках остаются писатели, которые хотели изменить свое время. Но этого бедный Ким не поймет никогда, даже и объяснять ему бесполезно.

— Да, я считаю, что ни один научно-фантастический роман не представляет ни малейшего интереса. Это чтение только для детей.

Преимущество детей состоит в том, что они любопытны, а взрослые претендуют на обладание абсолютными истинами, что мешает им испытывать изумление.

— И потом, — продолжает Ким, — я люблю толстые исторические романы. Там, по крайней мере, нет бессмысленных разглагольствований. Серьезные авторы рассказывают о людях, которые действительно существовали и жизнь которых известна.

Значит, они ничего не придумывают, не предлагают ничего нового, ничего не создают. Эти авторы — всего лишь свидетели, они опираются на свою память. Они только излагают события, которые были придуманы Богом, великим сценаристом Вселенной. Это Ему должны принадлежать права на авторство исторических книг, потому что Он создал героев и обстоятельства. А Ким, при всем его уме, похож на всех остальных людей, он боится будущего. Но делает вид, что презирает его. Это всего лишь поза.

Кассандра вспоминает, что их с братом комнаты в родительском доме были наполнены научной фантастикой.

Мы с братом прочли много научно-фантастических романов. Я забыла свое детство, но помню, что в прошлом прямо-таки глотала книги, рассказывающие о будущем.

Девушка с большими светло-серыми глазами роется в груде разнообразных томов. Ким выуживает книгу с желтой обложкой, на которой изображено синее дерево. С пренебрежительной гримасой он читает:

— «Древо Возможностей»? Что это?

Обложка в жалком состоянии, имени автора прочесть не удается.

Я забыла ее, но, может быть, именно эта книга влияет на мои сны. Наступает время, когда мы начинаем воссоздавать прочитанные книги. По крайней мере, это объясняет появление в моих снах синего дерева с листьями, символизирующими будущее.

Молодой человек без особого интереса листает наполовину разорванную книгу, потом кладет ее в карман, словно бутерброд, который собирается незаметно выкинуть при первом же удобном случае.

— У нас с тобой взаимодополняющие увлечения. Ты интересуешься будущим. Я — прошлым. Поскольку считаю, что, хорошо изучив прошлое, можно не повторять ошибки предков в будущем.

Если не хочешь топтаться на месте, надо искать новые пути. Без конца анализируя прошлое, будущее не создашь. «Совершенствуя свечу, электрическую лампочку не изобретешь». Мне кажется, это тоже Эйнштейн сказал.

Она даже не утруждает себя ответом. С сожалением оставив гору научно-фантастических книг, она возвращается к толстым томам энциклопедий.

— А ты что ищешь-то, Царевна?

— То, что помогает мне действовать: словарь. Ты любишь красивые фразы. А я люблю красивые слова. Я собираю коллекцию слов.

— Чего? Слов?

— Точнее, редких слов. Я обожаю редкие слова. Например, оксюмороны. Ты знаешь, что это значит?

  107  
×
×