Зеркало Кассандры

«Мир подчинен эмоциям. Мы реагируем, не размышляя, а ведь могли бы вывести законы, согласно которым функционирует внешняя, торговая, финансовая, внутренняя политика. Можно было бы предусмотреть забастовки, войны, прибыль от соотношения внешнеэкономических показателей. Но никто не хочет рационализировать то, что испокон веков принадлежало «интуиции» и «вдохновению» вождей. Поэтому политику кое-как творят так называемые эксперты, окончившие знаменитые университеты, они ничего в ней не понимают и лишь воспроизводят старые системы, когда-то работавшие, но с течением времени утратившие эффективность».

После таких заявлений друзей у моего брата явно поубавилось.

На низком столике Кассандра находит впечатляющую коллекцию DVD, а на полках шкафа — наборы маленьких азиатских роботов.

Он — дитя математиков и научной фантастики.

Кассандра спотыкается о разбросанные по полу игрушки, книги, DVD, изучает постеры фильмов «Звездный путь», «Дюна», «Матрица», «Бегущий по лезвию бритвы». Афиши «Пинк Флойд», Питера Гэбриэла и Майка Олдфилда приклеены над узкой кроватью, покрытой запыленным одеялом.

Она выходит из комнаты Даниэля и останавливается перед соседней дверью, на которой написано: «Эксперимент 24».

А это… наверное, моя комната?

Кассандра берется за ручку. Дверь со скрипом открывается.

В комнате Кассандры царит точно такой же беспорядок, что и в комнате брата. И мебель в ней такая же: шкафы, заваленные научно-фантастическими романами и DVD.

Ультрасовременный дом, страсть к научной фантастике — мы были семьей футуристов.

Кассандра замечает также множество полок с видеодисками, занимающих целую стену.

Вот почему каждый новый человек напоминает мне какого-нибудь актера.

Книжный шкаф заполнен словарями: этимологическими, синонимическими, омонимическими, иностранных языков. В комоде рядом с кроватью она находит огромные запасы ореховой пасты и чипсов как минимум четырехлетней давности. Все покрыто плесенью, разорванные пакеты полны крошек и мышиного помета.

Этим я питалась.

Над кроватью, между двумя шкафами, на стене висит огромный портрет Каллас. Кассандра замечает сотни дисков с операми.

Я любила оперу.

Наверное, поэтому родители и повезли меня на тот концерт в Египте.

Красный огонек проигрывателя мигает. Не раздумывая, Кассандра нажимает на «PLAY», и раздается увертюра из «Набукко». Из динамиков льется музыка Верди. Сначала трубы и скрипки, потом барабаны, за ними — щедрая мощь оркестра.

Вот что раньше я слушала постоянно. Вот что было моей духовной пищей.

Сначала она испытывает желание выключить музыку, звучавшую в наиболее трагический момент ее жизни, но потом говорит себе, что опера — это последнее из того, что она помнит о детстве. И если она хочет разбудить в памяти то, что было до нее, то должна опять пережить этот миг, должна снова и снова идти по этому следу.

Опера, словари, американские фильмы, научная фантастика, чипсы и ореховая паста — вот то, что меня создало.

Она позволяет музыке нарушить тягостное безмолвие виллы и начинает осмотр третьего этажа.

Первая дверь заперта. Кассандра колеблется, затем со всего маху бьет ногой по створке и вышибает замок. Она видит погруженный во мрак кабинет.

Здесь, видимо, работала моя мать.

В комнате царит идеальный порядок. Стены увешаны дипломами и фотографиями, на которых ее мать обменивается рукопожатиями с какими-то мужчинами в строгих костюмах. На письменном столе лежит книга «Поцелуй ангела», подписанная Софией Катценберг. Так зовут ее мать.

«София» в переводе с греческого означает «мудрость».

Кассандра листает книгу. Это очерки по детской психологии. Она обращает внимание на выделенный отрывок:

«Перед самым рождением младенца ангел прижимает палец к его губам и шепчет: „Забудь все свои прошлые жизни, воспоминания о них не должны смущать тебя в жизни настоящей". И над верхней губой новорожденного остается ложбинка.

КАББАЛА».

Глава называется: «ТРАУР МЛАДЕНЦА».

Мать Кассандры пишет о том, что в девять месяцев младенец не отличает внутреннее от внешнего. Он не узнает свое отражение в зеркале, поскольку не ограничивает себя пределами своего тела, он — все. Он поймет различие между собой и остальной Вселенной лишь в тот момент, когда на какое-то время расстанется с матерью. Или почувствует голод и не получит возможности немедленно его удовлетворить. Отсутствие еды и матери даст ему понять, что на свете существуют вещи, на которые он не в силах повлиять. Как только младенец пройдет через эту страшную фрустрацию, он осознает границы своего «я» и станет личностью. То есть единым существом, которое нельзя разделить.