Принцесса викингов

– Потому что я не привык принимать чужие условия. Я предпочитаю диктовать свои.

– Ты снова заговорил как варвар, – сухо заметил Роберт.

– Вовсе нет, – покачал головой Ролло. – Я говорю как человек, который добился в жизни немалого, не уповая ни на одного из богов. Потому-то мне и трудно смириться с тем, что все решает не моя воля, а нечто стоящее выше меня.

Роберт какое-то время молчал. Этот викинг имел все основания говорить так, и сейчас не время толковать о прихотях судьбы и о том, что сегодня возвысившийся может быть завтра низвергнут. Это дело священников, и хотя Роберт сам был светским аббатом, он понимал, что никому не поколебать столь закоренелого язычника. Поэтому он сказал:

– Я не предлагаю тебе уверовать в нашего Бога. Всему свое время, и, надеюсь, когда-нибудь ты сердцем примешь учение Спасителя. Но я предлагаю тебе креститься и признать Христа, как это сделали многие из твоих людей. И тогда Эмма сможет стать твоей законной супругой. Ты слышишь ли меня, Ру? Я не намерен убеждать тебя в истинности христианской доктрины, но я обращаюсь к твоему разуму, ибо ты не хуже меня усвоил истину: чтобы добиться чего-либо в этой жизни, всегда приходится чем-то поступиться. Даже ваш Один отдал один глаз ради того, чтобы заглянуть в источник мудрости.

Поймав удивленный взгляд Ролло, герцог усмехнулся:

– Ты достаточно знаешь о франках, Ру. Почему же тебя дивит, если меня интересуют мои соседи-норманны и их религия? И мне немало известно о вас.

– Тогда тебе должно быть известно, Роберт, что в Нормандии Эмма считается невестой моего брата.

Он произнес это негромко, но Роберта поразила безысходная печаль, звучавшая в голосе норманна. Однако он не подал виду, что уловил ее.

– Я это знаю. Поэтому и просил тебя, чтобы ее подлинное имя было скрыто. И прежде всего потому, что в глаза Эмму величают невестой Атли Нормандского, за глаза же о ней толкуют как о твоей наложнице. Погоди, не хватайся за оружие. Разве не дали вы повода, чтобы появились подобные слухи? А не далее как сегодня я видел, что ты был готов погибнуть ради нее, оседлав обезумевшего тура.

– Это так, – согласился Ролло. – Я хотел спасти твою племянницу, франк, но это еще не значит, что я готов на ней жениться. Пусть она и засела в моем сердце, подобно отравленной стреле, но я не потерял голову и не причиню из-за этого боли моему брату. Атли – мой единственный родич, и не в моих силах лишить его женщины, которую он сам для себя избрал.

Он умолк, но в его молчании сквозила недоговоренность. Герцог, привыкший во всем усматривать подоплеку, решил было, что после того как Атли Нормандский утратил всякое влияние в глазах норманнов, Ролло пытается исправить положение, связав его с женщиной королевской крови. Однако Роберта никак не устраивал подобный оборот – он помнил слова епископа Франкона, что Атли не заживется на этом свете. Он был достаточно искушен, чтобы принять отказ Ролло, зная по опыту, что, если тебя не устраивает сиюминутное решение, лучше отложить его до более подходящих времен. Поэтому он осторожно перевел разговор на вороного жеребца Ролло, затем стал расспрашивать о выведенной во владениях норманна новой выносливой и рослой породе лошадей, которая уже стала именоваться нормандской. Роберт знал, что к этой теме Ролло неравнодушен, и когда понял, что удалось обойти вопрос о судьбе Эммы, повел речь о том, чтобы часть воинов Ролло приняла вместе с франками участие в войне с Фландрией. Однако, как тонко он ни вел разговор, ему не удалось скрыть удивления, когда норманн немедленно выдвинул встречное условие, потребовав, чтобы Роберт поклялся не вмешиваться в его отношения с Бретанью.

Оба собеседника выказывали крайнюю осторожность. Роберт скрывал, что ему известны завоевательные планы Ролло и его соглашение с норманнами в Аквитании, Ролло же не подавал виду, что понимает: Роберт хочет поправить свои дела за его счет. Ни слова больше не было произнесено о судьбе Эммы, хотя оба сознавали, что эта девушка еще сыграет свою роль в их отношениях. В глубине души Ролло был удовлетворен, что Роберт предложил ему руку принцессы. Пожалуй, этим и объяснялось его спокойное благодушие, он был уступчив даже более, чем можно было ожидать.

Рагнар, сидевший поодаль, рассеянно прислушивался к их беседе. Ему удалось расслышать, как Ролло отверг предложение франка насчет рыжей, и это погрузило его в состояние, подобное меланхолии, насколько меланхолия вообще могла быть свойственна этому варвару. Медленно согреваясь в лучах неяркого осеннего солнца, датчанин грезил о Снэфрид. Сейчас он явственно видел ее тело – белое, сильное и в то же время такое податливое, слышал ее гортанное рычание и думал о ранах, оставшихся на его плечах и груди после соития с этой валькирией, словно после схватки с бешеной рысью. «Я позову тебя», – сказала она ему на прощание, и теперь Рагнар ждал своего часа, словно хищник в засаде, порой сам дивясь той власти, что приобрела над ним эта колдунья. Рагнара не пугали ее чары, скорее наоборот, а главное – ему не терпелось бросить вызов самому Ролло, уведя его королеву. Эти мысли умеряли горечь от сознания, что Снэфрид влюблена в Ролло и вьется вокруг него, как плющ вокруг дуба… Сейчас он наблюдал, как у костров борются коренастый франк, гибкий и увертливый, и огромный викинг с медвежьей ухваткой, но слишком пьяный, чтобы поспеть за бойким франком. Рагнар скрипнул зубами, когда франк ловкой подсечкой свалил норманна, а наблюдавшие за поединком воины, франки и норманны, разразились хохотом. Рагнар не мог понять благодушия соотечественников, словно и не замечавших, что повержен в пыль викинг. Как не понимал и долгих бесед Ролло с герцогом Нейстрийским. О, он, Рагнар, не стал бы тратить время на пустую болтовню. В два счета он захватил бы герцога, и тогда пусть вся Нейстрия собирает по грошу громадный выкуп. Но Ролло нужны не золото и не воинская слава. Не будь он столь щепетилен, он уже мог бы стать королем всех этих земель. Странная нерешительность! И стоит ли такой человек, чтобы ему служили, если он готов идти на любые уступки франкам только потому, что герцог оказался удачливее на охоте?