35  

— Ежели б я знал, что под маской ты, такому никогда не бывать, — процедил он сквозь зубы, стукнув кулаком о кровать. — Я, конечно, много выпил, но прекрасно помню, что и как было. Ты вела себя, как какая-то…

— Однако моя бойкость была тебе по нраву…

Он не нашелся что ей ответить, лишь молча обхватил свою голову руками и надолго замер. Потом яростно потер лицо, — видать, ему все не верилось…

— Кто еще знает о твоей забаве? — вскочив, сурово спросил он. А не дождавшись ответа, схватил ее за плечо и крепко встряхнул: — Отвечай же. Кому еще ведомо про твои проделки?

— Никому… кроме тебя, — наконец выдавила она.

— Фу-у! Господь все-таки мирволит мне. Теперь мне надобно хорошенько обдумать, как действовать дальше. Глупое ты создание. Неужто в этом твоем хваленом монастыре девушек не учат благоразумию?

На это Розамунде было нечего ответить. Тихонько всхлипывая, она оплакивала свои девичьи мечты. Ему совершенно все равно, что она будет его женой. Завтра они поженятся, но это ничего уже не изменит. Ведь до завтра осталось всего несколько часов Розамунда снова тронула его руку..

— Я ведь сказала уже… я правда люблю тебя, — робко пробормотала она, надеясь, что искреннее признание будет ему лестно.

Генри, вспыхнув, вскинул голову:

— Как ты можешь любить меня? Я ведь совсем чужой тебе человек.

Эта резкая отповедь окончательно сломила Розамунду. Закрыв лицо руками, она горько расплакалась. А он даже не пытался ее успокоить. Молча уселся рядом и время от времени потирал лоб, силясь стряхнуть с себя угар похмелья и неунимавшейся страсти.

Чуть погодя она почувствовала, что он схватил ее за плечи.

— Хватит рыдать. Что сделано, того уж не воротишь, — только и сказал он, видимо считая, что с нее довольно и такого утешения.

Он терпеливо выжидал, не сводя с нее сердитого взгляда. Розамунда не выдержала:

— Не смотри на меня, — попросила она, отворачиваясь, чтобы спрятать распухшее от слез лицо. — Я сейчас такая страшная.

Он развернул ее к себе:

— Нет, ты все равно прелестна. И, видит Бог, хотел бы я, чтобы ты выглядела иначе. Жена не должна будить в муже такую страсть, которую вызываешь ты.

Глава ПЯТАЯ

Зимний слабый рассвет уже занимался над замком, а Розамунда так и не сомкнула глаз. Сквозь узенькую прорезь окна она смотрела, как кромешная мгла делается свинцово-серой. Ей очень хотелось, чтобы безумства той ночи оказались лишь приснившимся кошмаром. Но она знала, что все было так, как было.

Всякий раз, когда она вспоминала часы, проведенные в роскошно украшенной зале и потом в спальне, ее сердце сжималось от отчаяния. И одновременно начинало стучать быстрее — оно помнило и о блаженстве, испытанном ею в объятиях Генри. Она то и дело прикасалась к губам, еще горевшим от его поцелуев. Холодный насмешливый голос разума упорно напоминал ей, что любовь тут ни при чем. И эти безжалостные напоминания вновь заставляли Розамунду плакать: слезы катились по ее бледным щекам.

Да, Генри Рэвенскрэг воспользовался ею, приняв за доступную, потерявшую стыд женщину, всю его страсть как рукой сняло, когда он раскрыл ее тайну — вон как разозлился…

«Неужто я и впрямь совершила что-то страшное? И неужто мой раскрасавец-муж в самом деле убежден в том, что супружеское ложе не предназначено для любви?» — с тоской гадала она, вдумываясь в его слова о предназначении жены дворянина. Получалось, что его чувства могли разбудить лишь тайные связи, недозволенные…

Конечно, он злился и на себя. Оно и понятно: так расстараться в постели для собственной жены — вместо бойкой разудалой Джейн. Суженый ее и помыслить не мог о таком конфузе: сам того не желая, он нарушил заведенный у дворян уклад — не баловать жен плотскими усладами.

Довольно ей гадать, отчего он так осерчал. Все ж таки он к ней не совсем равнодушен — хочет он того или нет. Розамунда немного повеселела. Просто ему трудно переломить себя признать, что и жену можно любить и даже хотеть этой любви.

Под самое утро он проводил Розамунду в ее башню и потребовал, чтобы она призналась, откуда у нее пунцово-золотистое платье. Отпираться не имело смысла, и преданный лорду Генри слуга тут же отправился забрать ее собственное платье и вызволить несчастную даму, которая весь карнавал просидела запертой в отхожем месте. Отдав эти распоряжения, Генри сухо пожелал своей невесте доброй ночи, не расщедрившись на поцелуй. Розамунда и не рассчитывала на подобную вольность.

  35  
×
×