Соблазненная роза

Генри отвел ее руку в сторону:

— Ты умеешь доставить мне удовольствие, но — не сейчас. И прекрати специально меня дразнить, плутовка, ты ведь знаешь, меня призывают дела.

Розамунда похихикала над его нарочитой строгостью и милостиво позволила ему вылезти из кровати, сама же мигом перекатилась в теплую ямку, оставленную на перине его телом. Она смотрела, как он идет к очагу — стройный, мускулистый, — чтобы взять с пола свой роскошный халат, который он вчера в нетерпении отшвырнул, овладев ею прямо на скамье, стоявшей у огня. Блики пламени золотили его кожу — теперь перед ней была совершенная золотая статуя. Розамунда вспыхнула, обуреваемая жаждой снова слиться с ним воедино.

«Никогда, никогда я не перестану обожать своего Генри», — счастливо вздыхая, сказала она себе.

Потом пришел Джем — одеть и побрить своего господина. Розамунда наблюдала за этим ритуалом. Ей казалось, что она в театре и смотрит какую-то очень фривольную пьесу. Нагота Генри вызывала в ее памяти и восхитительные ночные сценки. Он тоже то и дело на нее поглядывал, многозначительно ей подмигивая и томно улыбаясь. Этот безмолвный разговор сладко бередил ее сердце, раскрывавшееся все шире и шире навстречу его любви.

А потом наступила неизбежная минута расставания — Розамунда стиснула его крепко-крепко, боясь выпустить. Всякий раз, когда он покидал стены замка, она сходила с ума и молила небеса: только бы вернулся…

— До вечера, любимая, обещаю, что мы поужинаем вдвоем, ну а потом…

— Потом привлекает меня больше всего, — пошутила она, стараясь скрыть от него свою тревогу. — С Богом, возвращайся скорее.

Через несколько часов после его отъезда Розамунде доложили, что к ней гости. Она как раз вышивала, сидя наверху в светлых покоях Генри. У ног ее развалился верный Димплз, он тут же поднял уши и угрожающе зарычал на управляющего. Розамунда прикрикнула на пса, хотя в душе вполне разделяла его нелюбовь к этому человеку. Тургуд на прошлой неделе занемог и слег в постель, и теперь всем временно заправлял Хоук.

— Прикажете проводить гостей сюда, леди Розамунда? — вкрадчивым голоском спросил он.

Розамунда кивнула, озадаченная странным выражением, написанным на плутоватом лице Хоука. В его преданности она сильно сомневалась: очень уж он расчетлив и лжив. Он доложил, что некая знатная леди и ее дети пришли выразить ей свое почтение. Розамунда подумала, что это жена какого-нибудь их соседа, хотя и подивилась ее смелости — путешествовать в зимнюю пору одной, без мужа… Впрочем, муж ее тоже, наверное, умчался вместе с Генри.

Розамунда мельком посмотрелась в зеркало, нервным движением одернув расшитый розовый лиф, надетый поверх белого шерстяного платья, волосы были просто заплетены и прикрыты легкой вуалью, поверх которой была повязана тугая лента. Не слишком роскошно, но вполне пристойно. Для свидания с женой среднего дворянина совсем даже неплохо. Розамунда распорядилась, чтобы печенье и вино подали сюда, наверх, где всегда так приветливо потрескивал в очаге огонь. Здесь было куда уютнее, чем в огромной, дымной зале с шумливыми солдатами и надоедливыми голубями, гнездящимися на балках.

Гости никак не шли, и Розамунда снова принялась за вышивание, удивленная чрезмерной медлительностью визитеров. Но вот на лестнице раздались детские голоса.

Двое ребятишек, в нарядных, отделанных мехом накидках, появились у порога, терпеливо дожидаясь, когда поднимется их мать. Розамунда подбадривающе улыбнулась и протянула им навстречу руки, приглашая войти. Они, потупившись от смущения, поприветствовали ее, позволив ей расцеловать свои румяные щечки. Розамунда провела их к огню. Димплз тут же с готовностью разлегся на спине и принялся вилять хвостом, который гулко ударялся об пол, — пес был страшно рад такой компании. Дети захлопали в ладоши, весело хохоча над потешным псом.

В комнату вошла служанка и принялась раздевать детишек. Розамунда подняла глаза и увидела, что в дверном проеме стоит их мать и очень пристально ее разглядывает. Внешность женщины была до того яркой, что Розамунда лишилась на миг дара речи. Гостья была высокого роста, из-под лилового капюшона выбивались пряди ярко-рыжих кудрей. Красивое, с тонкими чертами лицо было скорее неприятным из-за холодного расчетливого выражения. Отослав служанку, женщина очень грациозно вплыла в комнату — Розамунде почему-то стало не по себе.

— Добро пожаловать в Рэвенскрэг, леди… — Розамунда умолкла, так как не знала ее имени, сразу почувствовав по этой намеренно затянутой паузе плохо скрытую враждебность.