Империя ангелов

Вечером я праздную это событие с моим агентом. Билли приводит с собой неожиданную гостью. Это Людивин, медиум, которая предсказала ему мою победу.

Людивин похожа на толстую крестьянку, только что вышедшую из леса. У нее седые волосы и огромная грудь, говорит она с сильным акцентом. От нее пахнет капустой.

Почему ангелы используют таких заурядных людей для общения со смертными? Загадка. Но, поскольку ее предсказание оправдалось, я ее слушаю. Она читает по линиям моей руки. Она говорит, что карьера манекенщицы для меня только первый этап. Я стану знаменитой актрисой. И это тоже не все. У меня будет настоящая большая любовь, которая редко встречается в жизни.

— Расскажите и мне, — просит Билли Уотс, как наркоман просит свою дозу. — Что ждет меня в будущем?

145. Ничего

Ничего.

Нет ничего. Абсолютно ничего.

Трое моих друзей продолжали поиски в космосе, пока я наблюдал за клиентами. Они ничего не нашли. Мы встречаемся в южном уголке Рая. Я рад, что не стал тратить время на эти бесполезные экспедиции.

— Вероятно, мы достигли своего лимита компетентности, — вздыхает Монро. — Я вспоминаю, что раньше люди боялись вторжения инопланетян, которых они представляли себе злыми и ужасными. Если бы… они могли существовать!

Фредди поднимается. Я его хорошо знаю. Когда он так суетится, значит, у него есть идея. Он напряжен, как охотничья собака, почуявшая дичь.

— Постойте… постойте, постойте. Вы знаете анекдот про человека, потерявшего ночью ключи на улице?

Рауль выражением лица показывает, что ему не до анекдотов. Фредди невозмутимо продолжает:

— Так вот, он ищет ключи под фонарем. Подходит другой тип и спрашивает: «Вы уверены, что потеряли их именно здесь?» — «Нет», — отвечает первый. «Тогда почему же вы их здесь ищете?» — «Потому что под фонарем, по крайней мере, светло».

Никто не смеется. Мы не видим связи с собственными поисками.

— Ошибка в том, что мы, возможно, ограничили себя в поисках, — говорит Фредди. — Мы ищем там, где нам удобно искать. Как этот тип, ищущий ключи под фонарем.

— Но у нас нет границ, — протестует Мэрилин. — Мы пролетели миллиарды километров со скоростью света.

— Мы ограничили себя! — настаивает эльзасский раввин. — Мы как микробы в бокале. Нам кажется, что мы преодолели немыслимые расстояния, а мы остаемся в том же бокале. А ведь можно из него выйти. Посмотреть… снаружи.

Я не понимаю, к чему он клонит. Априори, как бы далеко мы ни удалялись, мы не встретим стеклянной стенки, обозначающей границу.

— И что это, наш «бокал»? — спрашиваю я.

— Наша галактика.

— Мы побывали на одну десятую процента планет Млечного Пути, которые могут быть обитаемы. Зачем искать дальше? — спрашивает Монро.

Рауль Разорбак хмурит густые брови. Кажется, он уловил идею Фредди.

— Ну да, конечно! У нас Рай находится в центре галактики. Возможно, в других галактиках есть другие Раи, тоже расположенные в центре.

Я обожаю такие моменты интеллектуального воодушевления, когда воображаемый экран вдруг немножко раздвигается.

— Фредди прав, — повторяет Рауль. — Нужно выйти за пределы галактики. Возможно, в каждой галактике только одна планета населена разумными существами… Значит, природа каждый раз создает сотни миллиардов планет, и только на одной есть жизнь и разум. Какое… расточительство!

По крайней мере, это объясняет, почему мы ничего не нашли.

— Проблема в том, — говорит Фредди, — что даже расстояние между двумя звездами огромно. А расстояние между галактиками на порядок больше, это миллионы световых лет.

— Способны ли мы совершать такие путешествия? — спрашивает Мэрилин Монро.

Рауль отвечает утвердительно.

— Без проблем. Мы можем перемещаться еще быстрее.

Я представляю себе трудности, связанные с таким большим путешествием. Посещение другой галактики означает, что необходимо будет оставить клиентов без присмотра на период времени, который может оказаться очень долгим.

— Без меня. Я дал обещание Эдмонду Уэллсу. Я думаю, вы совершаете очень большую ошибку, — говорю я.

— Это будет не в первый раз, — замечает Рауль. — В конце концов, это тоже составляет «свободный выбор ангела».

146. Жак. 22 с половиной года

Рене Шарбонье просит сократить роман. От тысячи пятисот страниц остается триста пятьдесят, из восьми битв сохраняется одна, из двадцати основных персонажей я оставляю троих, а от восьмидесяти мест действия — двенадцать.