137  

Тогда я захотел зрелую женщину, спокойную, богатую духовно. Я нашел ее в группе занятий йогой, но она стала требовать, чтобы я все бросил и уехал с ней до конца жизни в индийский ашрам. В 50 лет я хочу от моей будущей спутницы только одного…»

— Чего?

— «…чтобы у нее была большая грудь!» Рауль хохочет. Я нет.

— Ах, инициация женщинами, говорю тебе. Они все прекрасные, сумасшедшие, наделенные интуицией, капризные, загадочные, надменные, требующие верности, ветреные, щедрые, собственнические, приводящие нас на вершину блаженства и отчаяния. Но при встрече с ними мы должны научиться понимать себя, а значит развиваться. Это как создание философского камня… который очищается, выпаривается, сублимируется, обугливается, но меняется. Единственная опасность в том, чтобы не зациклиться на одной и не прилипнуть, как муха к меду.

— Слишком поздно, со мной это уже произошло.

— Возможно, Афродита просто хочет преподать тебе урок — научить отказываться от того, что хочешь. Она хочет, чтобы ты понял, что нужно бежать от женщин… как она. Вот ее урок тебе.

— Я на это уже не способен, она — вся моя жизнь. Я склоняю голову, и Рауль снова обнимает меня рукой за плечи.

— Если ты будешь любить себя больше, чем ее, она не сможет тебя разрушить.

— Я в этом не убежден.

— Действительно, я забыл выражение Эдмонда Уэллса: «Любовь — это победа воображения над умом». А к несчастью, у тебя такое богатое воображение, что ты наделяешь ее качествами, которых нет. Этому не будет конца.

— Это бесконечность, — добавляю я.

И думаю: «…И я буду ждать эту бесконечность с ней, чего бы мне это ни стоило».

Я застываю на месте. За деревьями я услышал звук шагов.

Кто-то прячется за папоротниками и приближается ко мне. Я его вижу. Хулиганская морда возникает передо мной. Человеческое тело, бараньи ноги с копытами, лицо с миндалевидными глазами, маленькие рожки, торчащие из кудрявых волос. Сатир смотрит на меня с плутоватым выражением.

— Чего тебе нужно?

— Чего тебе нужно? — повторяет он, качая кудрявой головой.

Я делаю жест, как будто прогоняю его.

— Уходи!

— Уходи?

Маленький монстр дергает меня за тогу.

— Оставь меня, — говорю я.

— Оставь меня?

— Оставь меня?

— Оставь меня?

Их уже трое, и все тянут меня за тогу, как будто хотят показать что-то. Я отбиваюсь. Рауль отгоняет их ивовой веткой. Другие сатиры поджидают нас в нескольких шагах.

— А мне они кажутся забавными, — говорит Жорж Мельес.

— По крайней мере, они не опасны, — замечает Мата Хари. — Если бы они хотели нас выдать, то давно бы сделали это.

Мы идем вперед, а сатиры следуют за нами. Воздух пахнет мхом и лишайниками. Странная влага наполняет легкие. От дыхания идет пар.

Я иду, и меня сопровождает навязчивый образ Афродиты.

В долине раздаются двенадцать ударов, отмечающих полночь, и вот мы перед голубым потоком.

Жорж Мельес просит нас остановиться и подождать рассвета, поскольку, по его словам, это необходимо для успеха его затеи. Не вполне убежденные, мы, однако, останавливаемся и садимся под большим деревом с переплетенными корнями. Чтобы скоротать время, я прошу Мельеса объяснить его арифмериче-ский фокус с «киви». Он соглашается.

— Все цифры, умноженные на 9, всегда дают число, сумма цифр которого также дает 9, — объясняет он. — 3 х 9 = 27, 2 + 7 = 9; 4 х 9 = 36, 3 + 6 = 9; 5 х 9 = 45, 4 + 5 = 9 и т.д. Так что, какую цифру ни выбрать, я всегда знаю, что в сумме получится 9. Если вычесть 5, останется 4. Поэтому, когда я прошу назвать страну, начинающуюся на соответствующую букву алфавита, это обязательно «д». А единственная страна в Европе, начинающаяся на «д» — это Дания (по-французски Danemark). А единственный фрукт, начинающийся на последнюю букву страны, — киви.

Так вот как все просто. Есть что-то разочаровывающее, когда фокус объяснен.

— Ты думаешь, что у тебя есть выбор, но ты не выбираешь. Ты лишь идешь по скрытым рельсам, с которых не можешь свернуть.

— Ты думаешь, что здесь мы тоже думаем, что выбор есть, а на самом деле его нет?

— Уверен, — отвечает иллюзионист. — Мы думаем, что играем, а в действительности мы лишь разыгрываем заранее написанный сценарий. Некоторые события из истории наших народов разве не напоминают другие, произошедшие на «Земле 1»?

— Амазонки относятся к мифологии, а не к истории.

  137  
×
×