Мы, Боги

Посейдон подергивает свою бороду, наклоняется, внимательно смотрит, делает пометки и наконец объявляет победителя. Золотой венок в виде лавровых листьев получает Бернар Палисси. Керамисту удалось создать очень компактное растение, которое быстро растет, питаясь лишь светом и несколькими химическими элементами, получаемыми из земли.

Поражение потерпел Винсент Ван Гог. Художник сделал желто-золотой водяной цветок, похожий на его знаменитые подсолнухи, но снабженный механизмом, о котором он один подумал. Это система изменения цвета, изначально предназначенная для камуфляжа, которую он быстро усовершенствовал, так что его «гогетка» меняет цвет без причины, просто для красоты.

— В природе эстетика является бесполезной роскошью, — скупо комментирует Посейдон. — На этой стадии эволюции нужно прежде всего думать об эффективности.

Некоторые художники среди учеников шепотом выражают солидарность с несчастным импрессионистом. Ван Гог не соглашается с поражением и протестует:

— Я не согласен. Целью эволюции является не эффективность, а красота. Моя «гогетка» — неошибка дебютанта. Мое произведение является порывом к совершенству, и мне жаль, что вы не способны это понять.

— Очень жаль, господин Ван Гог, — сухо отвечает бог морей, — но не вы устанавливаете правила на Олимпе. Достичь успеха здесь — значит соответствовать требованиям преподавателей, а не создавать собственные законы.

Ван Гог выхватывает крест, но группа кентавров уже наготове. У них щиты, как у прибывшего на подмогу спецподразделения полиции. Художник направляет на них свой крест, но они хорошо защищены. Тогда, видя безнадежность ситуации, он приставляет крест к собственному уху, стреляет и падает. Кентавры уносят останки. Все произошло за несколько секунд.

Обратный отсчет: 139 — 1 = 138.

Никто не пошевельнулся. Теперь мы покорились. Удивительно, как легко мы приняли «их» правила игры. Лучшим — лавровый венец, худшим — уничтожение. Мы превратились в заурядный класс учеников, озабоченных лишь тем, как сдать экзамен и не быть выгнанными.

47. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: РУССКИЕ МАТРЕШКИ

Если бы электрон обладал сознанием, мог ли бы он догадаться, что включен в гораздо более обширное целое, чем атом? Мог ли бы атом понять, что он является частью большего единого целого, молекулы? А смогла бы молекула понять, что она заключена в чем-то гораздо большем, например, в зубе? А зуб способен был бы предположить, что является частью человеческого рта? Тем более, может ли электрон сознавать, что является бесконечно малой частью человеческого тела? Когда кто-то говорит мне, что верит в Бога, то это напоминает мне утверждение: «Я, маленький электрон, претендую на то, что различаю молекулу». А когда кто-то говорит, что он атеист, это равнозначно заявлению: «Я, маленький электрон, уверен в том, что нет ничего над тем, что известно мне».

Но что бы они сказали, и верующие, и атеисты, если бы знали, насколько все больше и сложнее, чем даже может представить их воображение? Насколько потрясен был бы электрон, если бы знал, что он включен не только в атомы, молекулы, зубы, людей, но и что сами люди включены в планету, Солнечную систему, космос и еще что-то гораздо большее, для чего у нас сегодня нет названия. Мы являемся частью игры в русские матрешки, которая выходит за грань понимания.

Поэтому я позволю себе сказать, что изобретение людьми концепции Бога является лишь успокаивающим занавесом перед лицом головокружения, охватывающего их из-за бесконечной сложности того, что может находиться над ними.

Эдмонд Уэллс «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 5

48. МОРЕПРОДУКТЫ, УСТРИЦЫ И МОРСКИЕ ЕЖИ

Сезон Осень приносит нам водоросли, а затем устриц, морских ежей и анемон. После яиц и соли мы радуемся этим блюдам. Это сочетание йодистого и растительного вкусов нас восхищает. Такое впечатление, что я полным ртом глотаю океанский концентрат.

Мы не попробовали наши растительные творения, и я спрашиваю себя, какого вкуса моя «пэнсонетка». И съедобна ли она?

Рауль сидит рядом со мной.

— Мы давно не общались, — говорит он. — Что ты обо всем этом думаешь?

Я отделяю устрицу от раковины и глотаю ее, а Рауль поглаживает подбородок.

— У меня такое впечатление, что я больше не нахожусь в реальности, что я лишь часть игры, которую не веду, что я просто пешка, которую кто-то двигает. Нас сделали частью фильма или реалити-шоу на телевидении… Отовсюду следят за нашими реакциями. Потом, эти гигантские боги, эти тоги, эти химеры, люди-лошади, девушки-бабочки, сирены, сатиры, грифоны. Можно почувствовать себя в обстановке, вышедшей из воображения какого-нибудь Сальвадора Дали… Когда мы были танатонавтами, я радовался, снимая один за другим слои, прячущие скрытые тайны. Мы шли против системы, медицинских архаизмов, догматических религий, поучателей всех мастей. Но здесь… кто наши настоящие враги?