Царица Пальмиры

— Марку следовало бы быть рядом с ней, — пробормотала императрица. — Ведь это ее первый ребенок!

— Ульпия, хватит притворяться! Его силой заставили жениться на ней. Если ты еще не знаешь правды, то я просвещу тебя. Император принудил моего сына к этому браку. Он был помолвлен с одной госпожой в Пальмире, которую страстно любил. Я знаю, как бы ты ни любила Кариесу, ты ни минуты не верила, что ребенок, которого она вот-вот должна родить, — это ребенок моего сына. Они женаты всего четыре месяца.

— Она думает, что у нее ребенок от Аврелиана, — тихо прошептала императрица, и глаза Дагиан раскрылись от удивления. — Но не знает, — тихо продолжала Ульпия, — что мой муж бесплоден. За все годы, что мы женаты, я не зачала ребенка, — ни я, ни кто-нибудь из его женщин. — Ее поблекшие карие глаза наполнились слезами. — Когда-то у меня был ребенок, Дагиан, прелестный маленький мальчик. Его отняли у меня. Вот почему я вышла замуж за Аврелиана. Он знал о моем позоре и грозился раскрыть его, если мой отец не согласится на брак.

Она вздохнула и вытерла слезы, струившиеся по ее щекам.

— Ты не должна думать о нем плохо. Он всегда был хорошим мужем — почтительным и добрым. Однако он слаб на женщин, а Кариеса честолюбива. Сомневаюсь, что она сама знает, кто отец ее ребенка.

— А император в курсе, что все это известно тебе? — спросила Дагиан.

— Конечно же, нет. Согласно традиции, все эти годы я была идеальной римской женой. Я не замечала его женщин, они не заслуживают моего внимания.

— Но твоя собственная племянница?! — Дагиан была ошеломлена.

— Я уже давно вступила в зрелый возраст, Дагиан, и не хочу потерять мужа. Храня молчание, я тем самым удерживала его в семье.

Дагиан, сама того не желая, улыбнулась. Многие считают Ульпию Северину глупой, но на самом деле она очень умна.

— Но как же ты можешь любить свою племянницу, если знаешь, что она предала тебя?

— Я терпеть не могу эту сучку, — последовал ответ. — Но никогда не доставлю Кариесе удовольствие, дав ей понять, что она заставляет меня страдать.

Ужасный пронзительный крик прорезал стоявшую в доме тишину, женщины встали и поспешили в спальню Кариссы. К ним присоединился Марк, вышедший из своего кабинета, в котором теперь проводил большую часть времени. В комнате стоял неприятный сладковатый запах. Марк большими шагами ринулся к окнам и распахнул ставни, впустив в комнату немного свежего воздуха.

На постели извивалась Кариеса. Она стонала и молила об облегчении.

— Помоги мне, мама Юнона! Помоги своей дочери родить императора!

— Претензии лисицы! — прошептала Ульпия. Акушерка отвела всех троих в сторону, а ее ассистентка помогала женщине.

— Положение серьезное, благородные господа. Ребенок идет ножками, но я перевернула его. Однако он слабеет, а мать не помогает ему появиться на свет. Чем дольше будут продолжаться роды, тем тяжелее будет и ей, и ребенку. Она потеряла слишком много крови, я по-настоящему обеспокоена.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Марк.

— Сядьте возле жены и приободрите ее! — акушерка смотрела с извиняющимся видом. — Она — нелегкая пациентка, господин, — объяснила она.

— Могу себе представить, как с ней трудно, — ответил он. — Кариеса любит, чтобы все происходило легко и мгновенно. Должно быть, она испытывает шок от того, что ребенок не выпрыгнул из ее матки, полностью одетый.

— Марк!

Дагиан была потрясена, но Ульпия положила на руку Марка свою мягкую ладонь.

— Поступки Кариссы всем нам причиняют страдания, Марк, — сказала она.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, а потом со вздохом уселся возле жены.

— Тебе придется поднатужиться. Кариеса! — спокойно произнес он. — Роды — это тяжелая работа.

Она повернула к нему лицо, но, увидев выражение озабоченности вместо его обычной насмешливости, почувствовала облегчение.

— Ты останешься со мной?

— Да, я останусь, пока не родится ребенок.

— И ты примешь этого ребенка как своего собственного?

— Нет, — ответил он. — Не приму.

— Но ты должен сделать это?

— Ни один человек в Риме ни на мгновение не поверил, что я — отец твоего ребенка. Кариеса. Я буду содержать вас обоих, но не более того.

— Мой дядя накажет тебя, — захныкала она, а потом снова закричала, когда начались схватки.

— Тужься! — приказал он, и она повиновалась ему, — ребенок был дорог ей. Он — гарантия ее благосостояния и могущества в течение всей ее жизни. Он положит начало новой римской императорской династии цезарей.