105  

– Добрый день, кузина, – послышался мягкий голос настоятеля.

Это был высокий худой старик, белый как лунь, с подстриженными в кружок волосами. Его бледное лицо могло поспорить белизною с длинной шерстяной рясой; он походил на мраморное изваяние.

Лицо старика было покрыто не только глубокими складками, которые с возрастом залегли вокруг крупных черт, но и бесчисленным множеством мелких – продольных и поперечных – складок, благодаря чему кожа напоминала пленку на остывшем кипяченом молоке.

На собеседника смотрели красивые серые глаза, окруженные сеткой морщин. Их взгляд был внимателен и полон мысли. В самой глубине их, словно угасающий блеск, светилась доброта.

Человек этот со спокойным достоинством властвовал над многими сотнями монахов, обитавших в тринадцати монастырях Франции, равно как и над миссионерами его ордена, жившими в Шотландии, Швеции и Палестине; каждый день он собственноручно отвечал на два десятка писем и тем не менее мог, подперев щеку подагрическими пальцами, терпеливо слушать словоохотливого собеседника.

Госпожа де Ла Моннери говорила долго.

– Вот что значит выйти замуж за молодого человека, чьи предки были евреи, – закончила она. – Только на днях Элизабет де Валеруа говорила мне об этом. В результате дочь моя утратила веру, а ее муж…

Отец-настоятель медленно возвел очи горе.

– Мы знаем весьма достойных евреев, пришедших в лоно католической церкви, – ответил он. – Что касается побуждений, толкающих рабов Божиих на самоубийство, то они бывают лишь следствием временного помрачения рассудка. К тому же в последнюю минуту на несчастного могло снизойти озарение, и кто знает, не обратил ли он к Господу Богу сокрушенную мольбу о прощении. Как можем мы судить других, когда сами пребываем во мраке?

Почтенной даме приходилось напрягать слух, чтобы улавливать негромкую речь настоятеля, в которой проскальзывали итальянские интонации, приобретенные им в пору долгого пребывания в Риме.

– Как вы полагаете, кузина, – продолжал настоятель, – утратила ли ваша дочь веру после того, как вступила в брак, или после гибели своего мужа?

Госпожа де Ла Моннери ничего не ответила.

– Я сделаю все, что в моих силах, – закончил старик. – Увы, ревматизм мешает мне передвигаться.

Он с усилием поднялся, опираясь узловатыми пальцами о стол, вся его поза выражала непринужденную учтивость, с какой в прежние времена вельможи провожали дам.

На следующий день Жаклина получила письмо, украшенное вензелем ордена доминиканцев. Вот что она прочла:

«…Именно потому, что Господь наш есть Бог Отец и Тертуллиан сказал “Nemo tam pater”[20], любой из его детей может неизменно уповать на милосердие Божие, может и должен неизменно стремиться к совершенствованию. Вера в том и состоит, чтобы твердо знать: Господь наш есть Бог Отец, и Бог этот настолько приблизился к нам, что принял человеческий облик, дабы все люди, по слову святого Августина, могли стать как боги! Он приблизился к нам посредством таинства воплощения, Он и сейчас приближается к нам посредством таинства евхаристии. Приблизьтесь же, дорогое дитя мое, к этому неиссякаемому источнику утешения…»

Когда госпожа де Ла Моннери узнала о получении письма, она не удержалась и воскликнула:

– Признаться, наш кузен не слишком утруждает себя.

Но несколько дней спустя в доме появился отец Будрэ, посланный настоятелем.

4

Волнующая церемония вручения барону Ноэлю Шудлеру ордена командора Почетного легиона и посмертного награждения тем же орденом, но первой степени покойного Франсуа Шудлера происходила в узком кругу.

– Поскольку сын награждается орденом посмертно, – сказал Анатоль Руссо своим подчиненным, – ничто не мешает нам вручить обе награды одновременно. Напротив!

Он себя чувствовал обязанным банкиру за великолепную операцию с соншельскими акциями.

Награждение происходило в помещении газеты в конце дня; присутствовали только родные барона, его ближайшие друзья, в их числе Эмиль Лартуа и Альберик Канэ, а также несколько старших служащих «Эко дю матен» и банка.

Анатоль Руссо был в ударе. Поднявшись на цыпочки, чтобы повязать широкую красную ленту вокруг шеи гиганта, он сказал:

– Вы слишком высоки, мой друг, слишком высоки. Вы даже не склоняетесь ради награды, и ей приходится подниматься до вас.

Затем при всеобщем молчании представитель военного министра нагнулся к маленькому Жану Ноэлю и приколол ему на грудь отцовский крест.


  105  
×
×