Между тем дети неслись по коридору к швейцарской, радостно вопя:
– Хорошо, если бы каждую неделю умирали какие-нибудь знаменитости!
Симон не слышал их криков; машинально чистя рукавом свой новый котелок, он продолжал размышлять.
8
Громкий стук внезапно разбудил малютку Дюаль. Она недовольно поднялась с постели и отворила дверь.
– Ах, это вы? – воскликнула она. – Вы не теряете времени.
Перед ней стоял Люлю Моблан с тросточкой в руке; подняться на пятый этаж по крутой лестнице было для него делом нелегким, он совсем запыхался.
– Я пришел как друг, – с трудом выговорил он, – мы ведь так условились. Кажется, не рады?
– Что вы, что вы, напротив! – ответила Сильвена, спохватившись.
Она пригласила его войти. Лицо у нее было заспанное, глаза припухли, в голове стоял туман. Она дрожала от холода.
– Ложитесь в постельку, – сказал Люсьен, – а то еще простудитесь.
Она набросила на плечи шаль и, подойдя к зеркалу, несколькими взмахами гребня расчесала спутанные волосы. Люлю не отрывал глаз от ее измятой и порванной под мышками ночной сорочки, под которой слегка вырисовывались тощие ягодицы, от ее голых щиколоток.
Когда девушка ложилась в постель, он попытался разглядеть ее тело, но потерпел неудачу: Сильвена сжала колени и обтянула рубашку вокруг ног.
Моблан не спеша прошелся по комнате.
Грязные обои кое-где были порваны. Кисейные занавески пожелтели от ветхости и пыли. Единственное окно выходило в мрачный двор, из него были видны такие же грязные окна, такие же пожелтевшие занавески, ржавые водосточные трубы, стены с облупившейся штукатуркой. Снизу доносился стук: сапожник стучал молотком, подбивая подметки.
– У вас здесь очень мило, – машинально проговорил Люлю.
Мраморная доска комода треснула в нескольких местах, в тазу валялось мокрое полотенце со следами губной помады. Люлю Моблан с удовольствием обозревал эту неприглядную конуру: здесь он соприкасался с отребьем общества. Отребьем он считал всех бедняков.
Он остановился перед двумя рисунками, прикрепленными к стене кнопками: на этих рисунках, сделанных сангиной, малютка Дюаль была изображена голой.
Люлю повернулся к кровати и вопросительно посмотрел на Сильвену.
– Я позировала художникам, – пояснила она. – Конечно, не в мастерской, а в художественной школе! Ведь надо же чем-то жить.
– Талантливо, талантливо, – пробормотал он, снова повернувшись к рисункам.
Он продолжал разглядывать комнату. Ничто в ней не говорило о присутствии мужчины, во всяком случае – недавнем. Люсьен опустился на стул возле кровати и кашлянул, чтобы прочистить горло.
– Вчера вечером мы славно повеселились, – сказал он, почесывая подбородок.
– О да, чудесно было! – подхватила девушка.
Голова у нее сильно болела.
– Я, кажется, был немного… навеселе, – продолжал Моблан. – Должно быть, наговорил вам кучу глупостей.
Сильвена в замешательстве смотрела на него; при дневном свете он показался ей еще противнее, чем вечером: она никак не могла привыкнуть к буграм у его висков и к грушевидному черепу, к безобразию, порожденному акушерскими щипцами и придававшему этому почти шестидесятилетнему человеку вид недоношенного ребенка.
«Наконец-то я поняла, на кого он похож, – подумала она. – На гигантский зародыш».
Чтобы отвлечься от этих мыслей, она принялась внимательно разглядывать его широкий черный галстук, обхватывавший высокий крахмальный воротничок, его модный черный пиджак, распахнутое пальто, брюки в серую полоску. Несмотря на свое уродство, богато одетый Люлю наполнил комнату атмосферой довольства и благополучия.
– Вы всегда так наряжаетесь по утрам? – спросила Сильвена.
– Нет, сегодня я тщательно оделся потому, что отправляюсь на похороны. – Он взглянул на часы. – К вам я ненадолго.
И тотчас же Сильвена почувствовала прикосновение его пальцев к своей руке.
– Мне нравятся скромные, благоразумные девочки, – прошептал он хриплым голосом. – Вы меня сразу расположили к себе.
Его рука поднималась выше, проникла в вырез рубашки, холодная накрахмаленная манжета скользнула под мышку, длинные пальцы старались нащупать грудь.
– О, какая она маленькая, – разнеженно пробормотал Люлю, – совсем, совсем еще маленькая.
Сильвена схватила его руку и отбросила на одеяло.
– Нет, нет, – сказала она. – Вы тоже должны быть благоразумны.
Но рука проникла под одеяло и медленно заскользила по ее бедру.