Кафка на пляже

– Что-то я не пойму, что ты за человек. С такой великой функцией – и по переулкам здесь зазывалой шляешься.

– Я не человек. Сколько раз тебе говорить?

– Какая разница?

– Да, я шляюсь по переулкам, чтобы сюда тебя привести. Помогаю тебе. И решил за символический гонорар сделать тебе приятное. Церемонию такую устроить.

– Помогаешь?

– Слушай, я уже говорил, что не имею формы. Говоря строго, я – метафизический абстрактный объект. Могу принимать любую форму, любой облик, не являясь при этом субъектом. А для того, чтобы исполнить что-то реальное, требуется субъект.

– Значит, я сейчас субъект.

– Точно, – согласился Полковник Сандерс.

Они не спеша шагали по тропинке через лесок, пока не вышли к небольшой молельне, сооруженной под кровлей толстенного дуба, ветхой, старой, заброшенной, без всяких украшений. Казалось, люди забыли о ней, оставили на произвол судьбы и погоды. Полковник Сандерс посветил фонарем.

– Камень там. Открывай дверь.

– Да ты что? – покачал головой Хосино. – Разве можно вот так в храм залезать? Чтобы проклятие накликать? Нос и уши отвалятся.

– Ничего. Все нормально. Давай, открывай. Никто тебя не проклянет. И нос твой никуда не денется. И уши. Откуда у тебя такие замшелые представления?

– Папаша, а может, ты сам откроешь? Не хочу я лезть в это дело…

– Ну и тупица… Я же говорил: я не субъект, а всего лишь абстрактное явление. Сам я ничего не могу. Зачем тогда я тебя сюда притащил? Зачем такое удовольствие обеспечил? Это ж надо – целых три раза, и за такую плату!

– Да, правда. Такой кайф словил… Но все-таки как-то не по себе. Мне дед, сколько себя помню, всегда говорил: храм – это храм… И чтоб ни-ни…

– Ишь, деда вспомнил. Такой ответственный момент, а ты мне свою деревенскую мораль под нос тычешь. Времени на это нет.

Ворча что-то себе под нос, Хосино с опаской отворил дверь. Полковник Сандерс посветил внутрь фонариком. Там действительно лежал старый круглый камень, похожий, как и рассказывал Наката, на рисовую лепешку. Размером с пластинку, белый, плоский.

– Неужели тот самый? – спросил парень.

– Ага! – подтвердил Полковник Сандерс. – Вытаскивай его сюда.

– Погоди, папаша. Это ж воровство получается.

– Да какая тебе разница? Подумаешь, камень какой-то. Никто и не заметит. Кому до него дело?

– Но это ведь Божий камень. Бог обидится, если мы его утащим.

Полковник Сандерс сложил руки на груди и пристально посмотрел на Хосино.

– А что такое Бог?

Парень задумался.

– На кого он похож? Чем занимается? – наседал Полковник.

– Точно не знаю. Но Бог есть Бог. Он везде. Смотрит, что мы делаем, и судит, что хорошо, что плохо.

– Вроде футбольного судьи, что ли?

– Ну, что-то в этом роде, наверное.

– В трусах, со свистком и с секундомером?

– Давай все-таки полегче, папаша, – сказал Хосино.

– Японский Бог и иностранный – они кто? Родственники или враги?

– Да откуда мне знать?

– В общем так, Хосино-тян. Бог живет только в сознании людей. А в Японии – и к добру, и не к добру – он очень изменчивый. Вот тебе доказательство: император до войны был Богом, а как приказал ему генерал Дуглас Макартур, тот, который оккупационными войсками командовал: «Побыл Богом и хватит», – так он сразу: «Есть. Теперь я как все, обыкновенный». И конец. С 1946 года он уже не Бог. Вот как с японским Богом разобрались. Стоило американцу в форме, черных очках и с дешевой трубкой в зубах что-то приказать, и все изменилось. Сверхпостмодернизм какой-то. Скажут: «Быть!» – будет. Скажут: «Не быть!» – не будет. Поэтому меня это все не колышет.

– Угу.

– Так что давай, тащи. Всю ответственность беру на себя. Я хоть не Бог и не Будда, но кое-какие связи у меня имеются. Похлопочу, чтобы тебя никто не проклинал.

– Ты, правда, это… насчет ответственности?

– Я же сказал, – отрезал Полковник Сандерс. Хосино вытянул руки и осторожно, будто имел дело с миной, приподнял камень.

– Тяжелый, однако.

– Это же камень, а не тофу.

– Не-е. Даже для камня тяжеловат. И чего теперь с ним делать?

– Забирай. Под подушку положишь. А потом делай с ним, что хочешь.

– Что же, мне его до рёкана тащить?

– Поезжай на такси, если тяжело, – предложил Полковник Сандерс.

– А можно его так далеко уносить?

– Хосино-тян! Все материальные объекты находятся в движении. Земной шар, время, понятия и представления, любовь, жизнь, вера, справедливость, зло… Все течет, все изменяется. Нет ничего, что сохранялось бы вечно в одном и том же месте и в одной и той же форме.