Кафка на пляже

– Музыка не мешает? – спросил Накату парень.

– Нет. Нормально. Не мешает. Что-то вроде ветерка.

– Ага… Ветерка, говоришь?

В шесть часов Наката начал готовить ужин. Пожарил кету, сделал салат из овощей, сварил что-то. Разложил еду по тарелкам. Хосино включил телевизор – захотел посмотреть новости: может, скажут, как идет расследование убийства в Накано, в котором подозревают Накату. Однако об этом не было ни слова. Похитили маленькую девочку, свара между Израилем и Палестиной, крупная автокатастрофа в Китае, разоблачили банду автомобильных воров, в которой заправляли иностранцы, какой-то министр что-то не то сморозил, увольнения в крупной компании информационных технологий… В общем, один мрак, ничего хорошего. Они сели за стол и принялись за еду.

– У-у. Класс! – довольно промычал Хосино. – У тебя, отец, настоящий талант. Тебе бы поваром.

– Спасибо. Только Накате кормить некого. Вы первый.

– Что ж у тебя ни друзей, ни семьи нет?

– Нет. Была кошка, но кошки совсем другую еду едят.

– Да-а, – протянул Хосино и добавил: – Но все равно вкусно. Особенно вот это, вареное.

– Очень рад, что вам понравилось. Наката неграмотный и из-за этого иногда такие ошибки делает… Страшно, что может случиться. Поэтому Наката всегда одно и то же готовит, из одних и тех же продуктов. Умей он читать, может, и что-нибудь другое бы смог.

– Ну, мне и так хорошо.

– Хосино-сан? – выпрямившись, серьезно произнес Наката.

– Чего?

– Вы знаете, как тяжело быть неграмотным?

– Да уж, я думаю, – согласился Хосино. – Но вот на диске написано: Бетховен-то был глухой. Такой великий композитор… А еще, говорят, в молодости был в Европе первым пианистом, очень большую славу имел. Но потом заболел и оглох. Почти ничего не слышал. Страшное дело! Представляешь: музыку сочинять надо, а ты не слышишь ничего! Как тебе?

– Да, понимаю.

– Глухой композитор – все равно что повар, который вкуса лишился. Лягушка без перепонок. Шофер, у которого права отобрали. Как пелена на глазах. Так? Однако Бетховен не сломался. Не-е… расстроился, наверное, но не сдался. В общем, натерпелся человек. А музыку все равно сочинял. Как оглох, у него даже лучше стало получаться. Глубже как-то. Вот так. Возьмем «Эрцгерцога», к примеру, – я его как раз слушал. Он эту штуку сочинил, когда уже почти ничего не слышал. Поэтому, отец, неграмотному, конечно, неудобно, тяжело, но это ж еще не все. Вот ты читать не умеешь, зато умеешь, чего другие не могут. Понимать же надо. Например, с камнем можешь разговаривать. Скажи?

– Это правда. Наката немножко умеет с камнем разговаривать. А до этого с кошками мог.

– Кроме тебя, так никто не может. Точно тебе говорю. Возьмем обычного человека. Можно сколько угодно книжек прочитать, а с камнями и кошками разговаривать все равно не научишься.

– Но вы знаете, Хосино-сан, Накате в последнее время часто сон снится. Будто он вдруг научился читать. И с головой наладилось. Не так плохо стало. Наката обрадовался, пошел в библиотеку, набрал книжек. Какое это удовольствие – читать. Наката стал читать, одну книжку за другой. Но тут вдруг свет погас, и в комнате стало темно. Кто-то свет выключил. Кругом темно. Читать стало нельзя, и Наката проснулся. Как здорово уметь читать книги.

– М-да, – хмыкнул Хосино. – Хотя вот я, к примеру, грамотный, а книжек не читаю. Не получается как-то.

– Хосино-сан? – опять подал голос Наката.

– Чего?

– Какой сегодня день?

– Суббота.

– Значит, завтра воскресенье?

– Должно быть так.

– Завтра с утра поедем?

– Поедем. Только куда?

– Наката не знает. Поедем, тогда и подумаем.

– Может, ты не поверишь, – сказал Хосино, – но другого ответа я и не ждал.

На следующее утро Хосино проснулся в восьмом часу. Наката уже колдовал на кухне с завтраком. Парень пошел в ванную, умылся холодной водой, побрился электробритвой. На завтрак были горячий рис, мисо с баклажанами, вяленая ставрида и маринованные овощи на закуску. Хосино все съел и попросил добавки риса.

Пока Наката убирал посуду, парень снова включил новости. На этот раз об убийстве в Накано несколько слов все-таки сказали.

– Со времени преступления прошло уже десять дней, однако следствию так и не удается выйти на след убийцы, – равнодушным голосом вещал диктор. На экране появился дом с шикарными воротами. У ворот стоял полицейский, была натянута веревка с табличкой «Вход воспрещен». – Поиски пятнадцатилетнего сына жертвы преступления, исчезнувшего перед самым убийством, по-прежнему не дают результата. Его местонахождение пока не известно. Разыскивается также проживающий в районе, где совершено преступление, мужчина за шестьдесят лет, который явился в полицейский участок и заявил об убийстве. Пока не ясно, существует ли какая-либо связь между разыскиваемыми. Судя по тому, что беспорядка в доме не обнаружено, можно предположить, что мотивом преступления стала личная неприязнь. Полиция тщательно изучает круг друзей и знакомых потерпевшего господина Тамуры. В Токийском государственном музее современного искусства в знак признания заслуг господина Тамуры в области искусства…