Отец наших отцов

Они смотрели издали на кипящую розовыми пузырьками воронку.

– Они нас спасли. А сами умрут, – сказала девушка с горечью.

– Мы ничего не можем сделать для них. Даже если мы поможем им выбраться отсюда и выпустим их в город, они погибнут через несколько дней. Они ни к чему не приспособлены.

– А если оставить их в лесу?

– Они не умеют сами добывать пищу. У них нет даже меха, чтобы защититься от зимней стужи. Когда-то они были кабанами, а теперь…

– Не можем же мы их бросить! Они спасли нам жизнь!

– Но мы не можем их спасти. Они разучились жить без нас. Разучились обустраивать берлоги. Даже прокормиться сами уже не могут. Эти животные обречены.

Лукреция поплотнее запахнула халат.

– Возможно, вы ошибаетесь.

Она направилась в зону молодняка, над которой была табличка «Уже не нуждаются в материнском молоке». Секунду она выбирала, затем взяла маленького поросенка и прижала его к груди.

– Вот оно, новое поколение. Они еще не смирились. Их можно попытаться спасти. У них еще нет рабского менталитета.

Поросенок казался страшно довольным, что оказался в объятиях юной девушки с рыжими волосами.

Исидор Катценберг склонился над ним и погладил.

– Давайте дадим ему имя. Так он станет личностью!

– Может быть, Адонис? Единственный греческий бог, убитый кабаном.

– Неразумно брать на себя ответственность за это животное, – сказал вдруг утративший энтузиазм Исидор. – Оно, наверное, потребует ежедневного ухода.

– Я попрошу доктора Ван Лизбет сделать ему все необходимые прививки и объяснить, как его воспитывать. Свиньи спасли нам жизнь. Мы перед ними в долгу. Спасти одну из них – это уже что-то. Правда, Адонис?

Поросенок в ответ усердно лизал шею и щеку журналистки.

Исидор не разделял ее восторгов, но согласился.

– Перед тем как поехать в клинику «Мимозы», я хотел бы выяснить кое-что, – задумчиво сказал он.

– Что именно?

Толстый журналист снова был похож на Научного Шерлока Холмса, идущего по следу.

– Мне кажется, я знаю, где сейчас находится пятипалая лапа.

15. ПОХОЖИ ЛИ МЫ НА МУРАВЬЕВ?

ОН долгие часы наблюдает за муравейником.

Смотрит, что произойдет, если оторвать лапку разведчику. Муравья подбирают его собратья и уносят. А если две лапки? Его тоже уносят. Шесть лапок? Снова уносят. Тогда ОН отрывает ему брюшко. Теперь его бросают. ОН заключает, что группа спасает своего члена, если есть хоть малейшая надежда на выздоровление.

Сообщество муравьев функционирует совсем не так, как у крыс. Слабых, больных и стариков не убивают.

ОН проводит множество экспериментов над муравьями, включая самый отчаянный – разрушение города. И наблюдает. Все организовано так, чтобы как можно эффективнее противостоять бедствию. Рабочие бегут прятать расплод, а солдаты бросаются кусать агрессора.

Потом ОН издалека наблюдает за поведением гиен – как они охотятся, делят территорию, выясняют отношения.

Точно так же наблюдает ОН за львами, буйволами, бегемотами, жирафами.

Каждая группа нашла свой ответ на великий вопрос: «Как лучше всего жить вместе?»

В то же время очевидно, что некоторые животные не смогли найти решения и предпочитают оставаться одинокими охотниками. Это, например, леопарды, черепахи или змеи. Другим нужно быть многочисленными, чтобы жить полной жизнью. Это гну, слоны, зебры. Целый день ОН наблюдает за поведением животных. Изучение других форм жизни наполняет смыслом твою собственную жизнь.

Теперь ОН привык к свету дня. Еды в виде падали ему достаточно. А когда ОН не наблюдает за обитателями земной коры, ОН подолгу смотрит на облака. Сегодня вечером ОН кричит облакам, что, кажется, кое-что понял. Лучший способ жить группой – это нечто среднее между двумя крайностями, которые ОН видел, – обществом крыс, в котором убивают всех слабых, и обществом муравьев, в котором спасают всех раненых.

Да, ОН убежден, что его вид должен создать свою собственную модель поведения, на основе модели поведения крыс и муравьев.

16. ТЕОРИЯ НЕПОНЯТОГО ДРУГА

Исидор повел Лукрецию в Большую галерею эволюции. Девушка надела на поросенка ошейник, и он радостно скакал вслед за ними.

Они быстро шли по пустым залам. Было уже поздно, в музее никого не было. Только из-за одной полуоткрытой двери падала полоска бледного неонового света. Они вошли.

– Здравствуйте, профессор, – сказал Исидор Катценберг.