Рассказы и повести (сборник)

— А зачем подбирать? — спросила Варвара Тимофеевна. — Все равно упадет.

— Так все время и падает?

— Так и падает.

— А как же вы живете? — удивился Костя.

— Человек не собака. Ко всему привыкает.

— Понятно… — задумчиво проговорил Костя.

Человек действительно не собака и, как разумное существо, быстрее приспосабливается к окружающей среде, какой бы противоестественной она ни была.

— А сейчас почему не падает? — спросил Костя.

— Сегодня суббота. Выходной у них.

— У кого?

— А я знаю?

Костя помолчал, потом забормотал непонятные слова:

— Мистика, фантастика, детектив…

— Чего? — не разобрала Варвара Тимофеевна.

— А вы давно эту квартиру получили?

— С месяц.

— А раньше где жили?

— В Тупиковом переулке. Нас снесли. Знаешь, небось…

Костя дипломатично промолчал. Ему нравилось казаться хорошим специалистом: знать все, что происходит в городе Москве с каждым ее жителем, имеющим постоянную или временную прописку.

— А до войны в деревне жила. В Сюхине.

— А где это Сюхино? — полюбопытствовал Костя.

— Сейчас нигде. Старики померли, молодые в город подались, — разъяснила Варвара Тимофеевна. — На месте деревни одни печины стоят. Дикие свиньи развелись, рыси, волки.

— Печины — это печи?

— Нет, это печины…

Костя задумался: представил себе забытую под небом деревню, где вместо кошек, собак и свиней бродят рыси, волки и кабаны.

А вся Варвара Тимофеевна в темном штапельном платье представилась ему частью этой покинутой деревни, ее представителем.

И Косте вдруг отчаянно захотелось помириться с Таней. Должно быть, скомандовал инстинкт любви.

— А ночью тоже трясет? — спросил Костя, игнорируя инстинкт.

— Нет. Ночью не работают. Спят.

— Ну, я пошел, — Костя поднялся с кушетки.

— Может, в понедельник зайдешь? — пригласила Варвара Тимофеевна. — У них-с восьми смена.

— У меня тоже с восьми, — сказал Костя. — У них своя работа, а у меня своя.

В понедельник к Варваре Тимофеевне приехали архитекторы района.

Управдом Шура объяснила, что они должны обследовать дом, нет ли в нем просчета, строительного дефекта.

Один архитектор — толстый лысый мужик — все время брал стакан и капал в него из пузырька, и в комнате пахло аптекой.

Варваре Тимофеевне стало совестно, что из-за нее человек тратит свое здоровье. Она забилась в кухню и сидела там с виноватым видом.

Управдом Шура носилась по квартире с легкостью, не свойственной ее объему, и было видно, что переживает яркую страницу в своей жизни.

— А почему сейчас не стучит? — спросила молодая архитекторша с черными очками на голове.

— Не знаю, — сказала Варвара Тимофеевна. — Может, надоело…

— А это у вас что? — Архитекторша ткнула пальцем на подоконник.

На подоконнике в трехлитровой банке своей обособленной жизнью жил лохматый гриб. Варвара Тимофеевна кормила его чаем, сахаром и взамен получала кисловатое терпкое питье, ни с чем не сравнимое. Одни говорили, что гриб полезен. Другие говорили, что от него помирают.

Варвара с готовностью поставила на стол уцелевшую чашку, нацедила гриба сквозь пожелтевшую марлечку и протянула архитекторше.

Та недоверчиво понюхала и подняла глаза на Варвару Тимофеевну. Варвара Тимофеевна смущенно, неестественно улыбнулась, а потом подумала: «Чего это я улыбаюсь? Что, я дешевле стою?» И нахмурилась.

В этот момент на кухню вошел архитектор с каплями и громко спросил, будто Варвара Тимофеевна была глухая или придурковатая:

— Ну что, мамаша, говоришь, домовые завелись?

Управдом Шура красиво захохотала.

Варвара Тимофеевна посмотрела на каждого по очереди и ничего не ответила.

Архитекторы посовещались и ушли.

А на другой день к вечеру, явилась Шура и вручила Варваре Тимофеевне направление в психоневрологический диспансер.

Варвара Тимофеевна оказалась четвертой в очереди. Перед ней сидела нарядная барышня и двое мужчин в казенных халатах. При диспансере находился стационар.

Барышня нервничала и все время смотрела на часы, а мужчины сидели нога на ногу, размышляли о футболе и о политике. Впереди у каждого был долгий праздный день, а от праздности устаешь так же, как от занятости.

— Вас сюда вызывали? — осторожно спросила Варвара Тимофеевна у барышни. Она подумала: может, у нее тоже знобят стены.